– Можно я пойду последней? – вдруг спросила женщина, и Рябой невольно обернулся. Вид у Ирины был усталый. Конечно, следовало бы немного передохнуть, но лишний раз стоять по пояс в холодной воде никто не хотел. Овручанский, передавая конец веревки ей в руки, а сам берясь за середину, обогнул спутницу и встал за проводником. Веревка провисла, намокла и скорее напоминала цепь, сковывающую рабов, чем нить жизни.

Туман понемногу рассеялся, и путники обнаружили, что стоят посреди огромного грязно-желтого моря, которому, казалось, не было конца и края, будто за их спинами никогда не существовало никакой суши – только бескрайняя гладь.

– Вот черт, – выругался Андрей Петрович. – Когда стоял этот жуткий туман – было как-то легче, а сейчас такое ощущение, словно потерялся посреди океана.

Движение замедлилось; Рябому стало казаться, что он ходит кругами. В этом бескрайнем гнилостном море не было ни единого ориентира – ни чахлой кочки, ни кривого деревца, ничего. Проводнику безумно хотелось закурить, но все сигареты промокли еще во время ливня. Они размякли настолько, что Рябой даже не стал их сушить, просто распотрошил и ссы`пал табак в карман в надежде, что сможет выкурить его, вернувшись на станцию. Сейчас он готов был душу продать за одну затяжку. Руки стали мелко дрожать – верный признак паники, которую никак нельзя было показывать клиентам. В этой ходке все не заладилось с самого начала.

За спинами мужчин раздался вскрик, и, обернувшись, оба увидели лишь круги, расходящиеся по воде, да пузыри воздуха. Все случилось так быстро, что Рябой даже не успел ничего сообразить, а Ирина уже скрылась под водой без единого всплеска. Веревка тотчас натянулось как струна, увлекая проводника за собой. Овручанский что есть сил вцепился в нее и попытался вытянуть девушку обратно, но он понятия не имел, что сила, с которой нечто тащило веревку за собой, сравнима разве что с силой теплохода, увлекающего за собой человека, что старается удержать его с берега за швартов.

В мгновение ока все трое оказались под водой. В эту минуту Рябой даже не подумал, что стоило бы перерезать веревку или крикнуть Овручанскому, чтобы отпустил конец. Он принял все случившееся с холодным спокойствием, сознавая, что это финал его миссии. Успев сделать короткий вдох, прежде чем погрузиться в воду, Рябой расслабился. Он не помышлял о смерти – что толку думать об уже свершившемся факте? Натянутая веревка влекла его тело все глубже и глубже.

Странно, но вода здесь оказалась прозрачной, как слеза младенца, и, задрав голову, Рябой даже сумел рассмотреть ущербный свет солнца. Внизу, открывая рот, точно рыба, в болотную пучину погружался Овручанский: он уже давно отпустил веревку, но та каким-то чудом захлестнулась вокруг его ноги и теперь тащила клиента вниз, в неизвестность.

В ушах застучало от напряжения, нестерпимо хотелось вдохнуть, и Рябой понимал, что рано или поздно он не выдержит и наглотается под завязку. Тогда легкие полыхнут огнем, вода проникнет в его желудок, и он безвестно сгинет на «Вятке», став историей.

Уже будучи готовым попрощаться с жизнью, он обнаружил, что вместо того, чтобы тонуть, начал падать. Через несколько мгновений с громким плюхом Рябой погрузился в небольшое озеро, где уже плавала Ирина, хватая ртом воздух. Рябой ненадолго ушел под воду, но тотчас вынырнул на поверхность, чувствуя, что веревка провисла и никто более не тянет его вниз.

В каменном гроте, в котором они очутились, было не так темно: от стен исходило свечение, благодаря которому Рябой смог вовремя оценить тот факт, что Овручанский все еще не вынырнул. Он быстро набрал побольше воздуха в легкие и погрузился в пучину, пытаясь руками нащупать тело клиента. Ирина, недолго думая, нырнула следом. Практически одновременно они вцепились в промокшую куртку Овручанского и вытащили его наверх. Вот только толстяк уже успел наглотаться воды и не дышал.

– Туда! – Ирина рукой указала на выступающую поверхность, о которую плескалась потревоженная вода.

Через минуту они выволокли Андрея Петровича на сухое место.

– Я качаю – ты дышишь! – тотчас скомандовал Рябой, с силой надавливая на грудную клетку клиента. Ира поняла все с полуслова и припала к небритому лицу Овручанского, стараясь вдуть в его легкие как можно больше воздуха.

Когда казалось, что качать больше нет смысла, толстяк неожиданно выпучил глаза и, словно кит, выпустил изо рта целый фонтан, окатив Ирину. Затем перевернулся на бок и избавился от воды в желудке, заодно растеряв и свой завтрак.

Все трое так тяжело дышали, будто только что пробежали марафонскую дистанцию. Впрочем, Рябой несказанно обрадовался, что Андрей Петрович сумел выкарабкаться.

– Они не тонули, – переводя дыхание, промолвила Ирина. – Те люди, что попадали в водоворот… они все оказывались здесь.

– И если судить по тому, что здесь нет их трупов или следов длительного пребывания, все они сумели покинуть грот, – согласился с ней проводник, чувствуя за собой вину перед теми, кого он потерял, не набравшись храбрости отправиться следом.

Из каменного мешка действительно вела неприметная пещера, а сверху в холодное озеро падала вода – каплями, ручейками и целыми потоками. «Потолок» рассмотреть не представлялось возможным: зыбкое свечение стен туда не дотягивалось. Но Рябой не сомневался, что именно они увидели бы, если бы могли. В его голове никак не укладывалось, что над ними сейчас такая толща воды, и эта жидкость, вопреки законам физики и здравому смыслу, не заполняла пещеру, не занимала свободный объем пространства, как надлежит любой порядочной жидкости, а просто «висела в воздухе». Впрочем, проводник давно привык ничему не удивляться на «Вятке».

– Ты как? – Рябой склонился над бледным Овручанским, который опустил руку в карман в надежде нащупать ингалятор. Его лицо тотчас исказилось от муки, когда он понял, что во всей этой круговерти потерял баллончик с лекарством.

В итоге он отмахнулся от проводника и с трудом встал на ноги, еще толком не осознав, что чудом остался жив.

– Можно сделать привал, – предложил Рябой, – все равно нам теперь торопиться некуда: путь здесь только один.

И только в эту секунду до него дошло, что Ирина трясется, едва ли не как в припадке эпилепсии. Она подняла на проводника полные ужаса глаза и, стуча зубами, пролепетала:

– У меня клаустрофобия.

«Этого еще не хватало!» – пронеслось в голове Рябого, но он и сам вдруг заметил, как пространство вокруг начало быстро сжиматься. Дышать оказалось так тяжело,