Шрифт:
Закладка:
— И в постели такой же. — Артем невозмутимо смотрел ей прямо в глаза.
А может, Ева и напрашивалась на что-то погорячее. Тридцать два года ей, а до сих пор не замужем. Почему? Если не хотела лишать себя личной свободы, значит, вела распутную жизнь. Может, и было у них что-то с Тимуром Козоевым.
— И вы не стесняетесь мне об этом говорить? — попыталась уколоть Артема Ева.
Но Малахов и бровью не повел. Он умеет быть как нежным, так и толстокожим. Но ей этого знать необязательно. Ее дело отвечать на вопросы — словами, взглядами, неважно. Лишь бы он ее понимал.
— Когда вы в последний раз встречались с Дашей? — строго спросил Малахов.
— Встречалась, — кивнула Ева, пытаясь всмотреться в его глаза.
— Это правда, что Даша выясняла с вами отношения из-за своего мужа?
— Выясняла, — нахмурилась молодая женщина. — И что?
— А с Тимуром Козоевым что было?
— Это он задушил Дашу? — спросила Ева. И, не дожидаясь ответа, продолжила: — И почему я не удивлена?
Экспертиза показала наличие потожировых выделений на коже потерпевшей — в районе шеи. Только Козоев свою жену и душил. Других посторонних следов не обнаружилось. Никто больше не прикасался к Даше. Ну, если только очень осторожно. Через платок. И только для того, чтобы сорвать колье. А душить через платок Дашу не могли: механического воздействия на оставленные Козоевым следы, скорее всего, не оказывалось. Потожировые выделения преступника на коже потерпевшего выявлять сложно, это целая наука со своими технологиями, собаками-детекторами, которые могут ошибаться. В общем, заключение экспертов легко подвергнуть сомнениям.
— Почему вы не удивлены?
— Да он же натуральный псих! — Ева небрежно коснулась пальцем виска.
— Вы можете это подтвердить?
— Выследил меня, ворвался за мной в подъезд, на консьержа набросился. Тот его, конечно, скрутил.
— Почему полицию не вызвали?
— А интересно стало, кого Дашка себе нашла. Она ведь когда-то парня у меня отбила. — Ева выразительно глянула на Малахова.
Имела она право ответить своей однокласснице тем же. Даша увела парня, а она могла переспать с ее мужем, что здесь непонятного?
— Отомстили? — спросил Артем.
— А вам я, смотрю, так интересно! — Ева усмехнулась, сложив на груди руки.
— Там, где убийство, там мне все интересно.
— А разве начальники полиции занимаются убийствами? У вас для этого есть подчиненные.
— Ну, вы же не абы кто, вы Ева Лазарева! — Малахов едва заметно улыбнулся.
Да, он совсем не прочь польстить этой красивой зазнайке. Он же не какой-то мужлан и солдафон.
— А-а! — Ева полубоком села в кресло, положив локоть на стол, и забросила ногу на ногу.
— Говорят, вы персона малопубличная.
— Кто говорит?
— Подполковник Ожогин. Мой новый заместитель. Он в своей жизни видел вас всего лишь один раз.
— А вы, не успели у нас появиться, встречаетесь со мной уже второй раз.
— А вы знаете, когда я у вас появился?
— Браво, подполковник! — Ева распрямилась, освобождая место на столе для кофе и мороженого, которые подала Лика. — Поймали меня, что называется, на лету!
— Поймал?
— Ну да, я наводила справки, спрашивала, кто вы такой. Во-первых, вы арестовали моего одноклассника. Можете не говорить, я знаю, за что.
— А во-вторых? — Артем спокойно, внимательно смотрел на Еву.
— А почему без ликера? — спросила она, постучав ложечкой по креманке с мороженым.
Лика не стала забирать мороженое, она просто принесла вазочку с густым ликером малинового цвета. Ева томно указала глазами на Малахова, она плеснула ликера и ему.
— У меня самое вкусное мороженое во всем городе, — так же томно улыбнулась Ева. — И самое теплое.
— Теплое мороженое? — Артем с интересом посмотрел на нее — уж ни себя ли она охарактеризовала?
— Теплое и мягкое, поверьте, это очень вкусно.
— Не сомневаюсь.
Он, конечно же, зачерпнул ложечкой из креманки, попробовал. Действительно, вкусно.
— С ликером еще и горячо.
— О! Да вы романтик! — Ева с тихим восторгом хлопнула в ладоши.
— Я романтик, Тимур — псих.
— Это вы к чему? — насторожилась Ева.
— Это я о ком… О Тимуре Козоеве.
— Не хочу о нем говорить!
— Вы назвали его психом. Как вы думаете, мог он убить Дашу?
— Он ее и убил!
— Вы знаете?
— А кто ж еще?
— Есть еще один подозреваемый.
— Мне о нем ничего не говорили.
— Кто не говорил?
— Мой брат… Мой старший брат. Лазарев Виталий Алексеевич. — Лицо у Евы разгладилось, взгляд похолодел.
О брате она могла говорить только серьезно, без всякого кокетливого дурачества. Потому что ее старший брат — фигура мирового масштаба. Именно это она и пыталась внушить Артему.
— Ваш брат все знает?
— Мой брат знает даже больше. Только никому не говорит. Кроме меня.
— Виталий Алексеевич знает, кто убил Дашу?
— Да. Он подъехал ко мне вчера вечером… — Ева обвела рукой стол, за которым они сидели. — Мы пили крепкий кофе. Очень крепкий. За помин души… Или вы думаете, что я не переживаю за Дашу?
— Ну почему же? — пожал плечами Артем.
— А я переживаю. Вчера очень переживала. Сегодня так поздно встала, так долго приводила себя в порядок…
— Вы в полном порядке. — Малахов качнул головой.
Ева выглядела идеально даже для юной особы. Кожа нежная, о кругах под глазами, мешках и прочих неприглядностях и речи нет. Ну, не могла она сегодня проснуться, испытывая сильное похмелье. Или врала она, или у нее невероятное здоровье плюс хороший косметолог.
— Это сейчас, а утром. А ведь вы осуждаете меня! — хищно сощурилась Ева.
— За что?
— За Дашу. Думаете, я ей отомстила? За что? Мы с ней объяснились, я сказала, что Тимур все наврал. Мы даже не ругались. Ну, почти…
— А вы знали, что Тимур растрепался перед своими друзьями?
— А это не мои друзья? У меня какие-то от них секреты? — вдруг распалилась Ева.
— Ну, узнать, вы, конечно, могли…
— А как могла отомстить? Как? Своими слабыми руками? А может, Лика? Так она только вчера у меня появилась.
— Раньше вы обходились без телохранителя?
— Когда как, — поморщилась Ева. — В последнее время телохранителя не было. Как-то не нуждалась.
— Но после того, как Тимур ворвался к вам в дом, стали нуждаться?
— Ну, не ворвался… Но после… Кстати, уже время, — Ева посмотрела на часы, перевела взгляд на Малахова. — Я знаю один хороший ресторан, там можно очень вкусно пообедать.
— Можно и в ресторан, — кивнул Артем. Он совсем не прочь