в улыбке — за постоянными хлопотами я уже и забыл как это, искренне наслаждаться жизнью. Нужно, наверное, все-таки начинать относиться проще к тому что вокруг меня происходит, так и в самом деле разучусь обычным вещам радоваться.

— Слушай, Владимир Михайлович, а ты мужаешь прямо на глазах! — Михаил радостно сгреб меня в объятия и похлопал по спине. — Сколько я тебя не видел? Всего ничего, а ты вон как изменился!

— Ну ты тоже знаешь, ваше сиятельство, растешь понемногу. Даже шире в плечах стал, мне кажется, — сказал я, вырвавшись из крепких дружеских объятий графа.

Владыкин и в самом деле как-то неуловимо изменился. Черты лица стали немного суровее, былая бледность немного ушла, да и твердости во взгляде прибавилось. Что сказать — львенок постепенно превращается в грозного льва.

— Я расту? Ты вот только меня-то с собой не сравнивай, хорошо? С такой скоростью роста как у тебя, скоро я лишь пыль позади тебя глотать буду — вся Российская империя гудит о твоих подвигах.

— Мало ли, что журналисты напишут.

— Ты вот только мне не заливай, не на того напал, — рассмеялся граф и осмотрелся по сторонам, разглядывая мое владение. — Слушай, а не плохо ты здесь устроился, как я погляжу. Ничего сверхъестественного, но без излишеств и все по делу. Гляди-ка, даже охрану себе завел. Ну, это дело хорошее, с твоим размахом без этого никак.

Он сделал несколько шагов, посмотрел во двор и рассмеялся, хлопнув себя по худым ляжкам:

— Вот это да! Ты что, горку себе построил? Чтобы вечерами не скучать?

— Да это Тосика движение, — усмехнулся я. — Они там с Никодимом все строят городки снежные.

В этот момент откуда-то примчался плюшевый и с криком:

— Граф, карамба! — сиганул Владыкину на руки.

Ну да, когда-то они много времени провели в Академии за жаркими спорами: кто это громко испортил воздух и все такое прочее. Хоть они и обзывали друг друга всякими нехорошими словами, но все-таки дружили. Достаточно было вот этой картины, которую я сейчас наблюдал: Тосик радостно скачет у графа на руках, а тот гладит его по загривку.

— Слушай, плюшевый, тоже, между прочим, подрос! — сказал ему граф и вопросительно посмотрел на меня. — Вырос наш зверек, правда? Мне же не кажется?

— Не кажется, — с улыбкой ответил я и это было чистой правдой. — Взрослеет мой плюшевый.

Пусть ненамного, всего на несколько сантиметров, но Тосик действительно немного подрос. Впрочем, меня это вполне устраивало — если бы он вымахал до размеров, которых он достигает после шоколада, то это было бы очень неудобно. Такая туша постоянно бегает по двору, а между делом еще и в дом забегает, чтобы чего-нибудь перекусить.

— Ну пошли в дом, нечего на улице торчать, — сказал я и провел гостя внутрь.

Я увидел накрывающую на стол Варвару и у меня случился легкий приступ дежавю — такое ощущение, что я живу в каком-то ресторане, где все время готовят зал для очередных посетителей. Всего несколько часов назад она точно так же металась по комнате и расставляла тарелки. Когда все было готово, мы сели за стол, я разлил по первому бокалу вина, и мы чокнулись:

— Давай попробуем что ты мне привез, — сказал я.

— Вот только без намеков, — подмигнул он мне в ответ. — Неужели ты думаешь, что я привезу другу в подарок какое-то пойло?

Разумеется, так я не думал. Мы пригубили вино и принялись за еду. После обеда прошло не так много времени, поэтому особого аппетита у меня не было. Я без энтузиазма ковырял мясо в тарелке, ожидая пока наестся Владыкин.

— Соколов, ты чего ничего не ешь? — спросил он, минут через пятнадцать. — Вкусно приготовлено, между прочим.

— Ты лопай, на меня не смотри — я пару часов назад обедал, так что не обращай внимания.

— Да? Ну смотри, тогда не обижайся — в отличие от тебя целый день ни черта не ел, так что поем, если ты не против.

Судя по вздохам, которые раздавались утром в трубке, Владыкину с самого утра было не до еды, и он нашел себе более увлекательное занятие. Наконец он наелся, запил ужин бокалом вина и погладил себя по животу:

— Вот это удружил! Передай своей служанке мои благодарности — умеет готовить. Она ведь у тебя, по-моему, итальянка?

— Ага.

— Нужно будет и себе из-за границы какую-нибудь барышню выписать, как-то ловко у них стряпать выходит.

— Что есть, то есть, — не стал спорить я. — Ты наелся?

— Это ты намекаешь, что пора о делах поговорить? — с улыбкой спросил граф. — Вот ты нетерпеливый, Соколов! Кто тебя манерам учил? Между прочим, сначала дорогому гостю дают покушать вдоволь, а уж потом...

— Да я не против, лопай. Я же вижу, что в тебя больше не лезет.

— Ну это ты зря, — он похлопал себя по животу. — Это я на первый взгляд такой щуплый, а на самом деле в меня много влезает.

— Особенно вина, — подсказал я ему.

— Есть такое дело, — кивнул он. — Ну ладно, давай и в самом деле о делах поговорим, пока хмель в голову стучать не начал. Для начала вот, держи.

Он достал из кармана небольшую коробочку, обшитую серым бархатом и протянул ее мне.

— Это что?

— Не бомба, не бойся, — усмехнулся он.

Я открыл коробочку. Внутри лежал золотой зажим для галстука, на котором красовалось несколько внушительных изумрудов.

— Ты чего, в сосну лупанулся? Драгоценности мне даришь? — спросил я у Владыкина.

— Делать мне больше нечего, — фыркнул он. — Это тебе подарок от Софьи на добрую память.

— Понятно, — я защелкнул коробочку и положил ее на стол. — Вообще-то я драгоценности не очень люблю, но ты ей об этом не говори. Зачем человека расстраивать?

— Зачем мне ей что-то говорить? Без меня разберетесь.

— И то верно, — кивнул я.

— Теперь давай к нашим делам, мужским, — он подлил вина себе и мне, поднял бокал и усмехнулся. — Хочу тебя поздравить с успешной деятельностью компании «Ермолов и партнеры». Лихо дела ворочаешь, даже самому завидно становится.

— Ну, не то чтобы я один, у меня ведь не самая плохая