те дни, или слишком очевидный церковный гимн? Когда я выбрал «Осенний сон», моя подруга сказала: «Верно». Она знала обе песни и поняла мой выбор. Это выдает в ней человека незаурядного ума.

«Да уж, – подумала я. – Как в «Касабланке». Из всех забегаловок во всех городах мира она вошла в мою».

– Мы получили такое огромное удовольствие, что решили «утонуть» еще разок после уроков.

– Разумно, – одобрила я. – А как зовут твою новую подругу?

– Не знаю.

– Как это не знаешь?

– Могу сказать только, что она сломала руку в первый день школы. У нее до сих пор рука в гипсе и на перевязи, хотя гипс через день-два снимут. А повязку моя подруга будет носить и дальше, потому что она придает трагический ореол. И в ней можно прятать перекусы.

– Фиона! – сказала я, испытав подъем, который наверняка каждый раз испытывал Фрэнк, сообщая окружающим какой-нибудь новый факт, хранящийся на полках его удивительного мозга.

– Возможно.

Мне до смерти захотелось познакомиться с Фионой.

– Пригласи свою подругу поиграть, – не подумав, предложила я и тут же представила себе реакцию Мими на чужого ребенка в ее крепости. Впрочем, это не просто ребенок, а девочка, которая хочет дружить с Фрэнком. Возможно, Мими будет так же интересно познакомиться с Фионой, как и мне.

Вечером, уединившись у себя в комнате, я включила компьютер и нашла списки пассажиров, которые выжили и погибли на «Титанике». Мне даже немного стыдно, что я давилась слезами, читая списки. Раньше я никогда не задумывалась об этих людях. Во-первых, несчастье случилось сто лет назад, так что даже выжившие давно умерли. Во-вторых, я видела фильм с Кейт Уинслет и Леонардо Ди Каприо, не поверила их экранной любви, так что, несмотря на шумиху, он меня не зацепил.

А вот список… Просто имена жертв, возраст и место жительства. Он ни о чем не говорил и в то же время был удивительно красноречивым. Только факты. Насколько близко к сердцу ты их принимаешь – твое личное дело. Когда я наконец улеглась в постель, у меня из головы не выходили шестидесятилетняя миссис Мэй Форчун и ее дочери Этель, двадцать восемь лет, Элис, двадцать четыре, и Мейбел, двадцать три. Они выжили. Марк Форчун, шестидесяти четырех лет, и девятнадцатилетний Чарльз погибли.

Ночью меня разбудили звуки рояля. Кто-то играл «Ближе, Господь, к тебе». Я решила, что мне это снится. «Осенний сон» я не помнила, так что мое подсознание выбрало церковный гимн, который у всех на слуху. Закрыв глаза, я увидела мисс Элис Форчун в качающейся на волнах шлюпке. Наверное, она размышляла о том, увидит ли когда-нибудь своего отца и спасется ли ее брат.

Уже потом я задумывалась, не было ли для меня все это безумие с Ксандером своего рода попыткой переставить шезлонги в доме Мими. Нас ничто не связывало, кроме Мими и Фрэнка, и мы бесконечно разговаривали о них с искренностью, невозможной с кем-либо еще. Даже с мистером Варгасом.

По словам Ксандера, их уроки музыки заключались в том, что Мими сидела за роялем, положив руки на колени и глядя в ноты, и рассказывала о себе. Я думаю, отчасти потому, что для такого красавца Ксандер был отличным слушателем. С другой стороны, я объясняю это синдромом случайного попутчика – состояние, хорошо знакомое людям, путешествующим на большое расстояние автобусом, поездом или автостопом. Когда два незнакомых человека вынуждены долгое время сидеть рядом, глядя на белую разделительную полосу или виниловую спинку сиденья впереди, они могут рассказать друг другу больше, чем собирались.

Это касается и незнакомцев, которые лежат рядом, уставившись на стропила под потолком. Так лежали мы с Ксандером, когда он рассказал мне, что Мими в детстве ездила верхом по всему городу, сидя за спиной своего брата Джулиана на сером в яблоках жеребце Зефире. Потом они подросли, и Джулиана начали дразнить в школе. Мими нарисовала на стене сарая мишень и научила брата попадать в цель мячом. Скоро выяснилось, что у него природное дарование. Когда Джулиан камнем выбил зуб дразнившему его мальчишке, Мими взяла вину на себя, хотя была младше, а все дети знали, кто бросил камень. После того случая Джулиана больше никто не задирал, а в старших классах, став питчером, он и вовсе превратился в героя, хотя многие по-прежнему считали, что с ним невозможно разговаривать.

От Ксандера услышала я и такую историю. Мать Мими настояла на том, чтобы Зефир участвовал в похоронной процессии – оседланный, но без всадника, как на похоронах Авраама Линкольна или президента Кеннеди. Мими было так стыдно, что она все похороны просидела на заднем сиденье родительской машины, уронив голову на колени. Во всяком случае, Мими говорила себе, что причина именно в этом.

Еще печальнее был рассказ о том, как Мими позвонила матери несколько месяцев спустя после бегства с похорон из колледжа и много чего еще, чтобы сказать, что все образуется и что она живет в Нью-Йорке.

– Ничего уже не образуется, – сказала ей тогда мать. – Ты что, забыла Джулиана?

Мими сочла это подходящим моментом, чтобы рассказать матери о книге, которую написала в память о брате. Книгу приобрело престижное издательство, и она выйдет осенью. Мими думала, что это хоть немного утешит мать в ее горе, а та сердито спросила:

– Как ты могла? Неужели мы недостаточно страдали?

Мими сказала, что использовала псевдоним, и если мать не хочет, чтобы люди узнали, что книгу написала она, можно никому не говорить. Мать промолчала, и Мими сказала ей свой псевдоним.

– Это мое имя, – возмутилась мать и повесила трубку.

С тех пор они не общались.

Ксандер стал моей Шехерезадой. Я нуждалась в его рассказах не меньше, чем во всем остальном.

– Фрэнк ведь не приемный ребенок? – спросила я однажды.

– Нет.

– Ты уверен?

– На сто процентов.

– А кто его отец?

Ксандер пожал плечами.

– Ты думаешь, это Хейнс?

– Я узнал Мими еще до того, как появился Фрэнк. Не думаю, что она хоть раз встречалась с Хейнсом, с тех пор как мы знакомы.

– А что их вообще связывало?

– Хейнс Фуллер был неотразим, пока работал по ее сценарию. Фрэнк еще не показывал тебе «Врага общества»?

– С Джеймсом Кэгни? Конечно, показывал.

– Помнишь эпизод, когда Кэгни впечатывает половину грейпфрута в физиономию своей любовницы, чтобы та наконец заткнулась? Когда Хейнс импровизировал, он походил на ту девушку. Мими прощает людям многие недостатки, только не глупость и занудство.

– Интересно, за что она ненавидит меня? – сказала я.

– Тебя нельзя ненавидеть. Ты – совершенство.