Нашей первой целью был центр «Аврора». Мы заклеили плакатами все его стены. Я ухмылялась, представляя себе лицо Кэти, которая была там за главную, когда она увидит все это завтра утром. Затем мы переключились на рекламные щиты. Мы нарядили в фиолетовое и черное полуголых женщин, которые служили приманкой для покупателей духов, автомобилей и встроенных кухонь. Все руки и шерсть у нас были в клее, но на лицах светились улыбки. Мы бегали по тротуарам, тыкая пальцем в следующие цели.

– Вон там на остановке реклама!

– Смотрите, витрина салона красоты!

– О да, да здравствует шерсть, долой эпиляцию!

– Фатия, а вот банкомат!

В ту ночь мы раскрасили город в черный и фиолетовый. Наш призыв был виден отовсюду. Слово «сопротивление» звенело, словно крик, обращенный ко всем девушкам, которые чувствовали себя пристыженными. В окна на нас смотрело несколько суровых лиц. Мы показывали клыки, и люди исчезали в темноте. Собаки, взбудораженные нашими запахами, лаяли за закрытыми дверями, словно церберы.

Это было ужасно и прекрасно одновременно. Мы чувствовали себя свободными.

Но вскоре в темноте раздались звуки полицейской сирены.

В конце улицы засветились мигалки.

Мы побежали в обратном направлении, срезая путь по темным улочками и разбивая лампочки в фонарях, чтобы скрыться в беспроглядной ночи. Вой сирены остался позади. Мы были неподалеку от торгового района. Запыхавшиеся, но опьяненные успехом.

Девушки, улыбаясь, по несколько раз пересказывали друг другу свои подвиги.

Они предвкушали, как испугаются члены Лиги, когда, проснувшись, обнаружат плакаты.

Когда возбуждение немного улеглось, Фатия спросила:

– Чем теперь займемся?

Рыжая задумалась на несколько секунд и сказала:

– Может, пойдем потанцуем?

– Что?

– Ну, как вы смотрите на то, чтобы пойти в клуб?

Девушки расхохотались.

– Да, пойдемте в клуб!

* * *

Конечно, это был безрассудный и очень опрометчивый поступок, но мы разгорячились, нас опьянила свобода. Я даже не подумала о папе и Сати, которые в любой момент могли вернуться домой. Я вместе со всеми встретила предложение Рыжей восторженным криком.

Мы прошли через пустыри и оказались возле клуба. Дело было в субботу, и на парковке было полно машин. Из клуба доносилась оглушающая музыка. У дверей стояло несколько компаний: молодежь разговаривала и курила. Самая обычная суббота. Вот только между машинами прятались мы. Мы были начеку, словно попали сюда из другого мира. Все Кошки в нашей компании испытывали одинаковые ощущения. Мы боялись показаться людям. Наше внезапное желание пойти танцевать становилось все слабее.

– Пойдем? – нерешительно спросила одна из девушек.

– Пойдем, – ответила Рыжая. – Мы все это не просто так затеяли, правда? И плевать, что нас ждет! Пойдемте!

Она плюнула на пыльный асфальт.

Я согласилась:

– Да, она права! Пойдемте! Пусть освободят для нас танцпол!

Все остальные заразились моим энтузиазмом:

– Сегодня танцпол будет наш!

Мы вышли из тени и направились к толпе, стоявшей у входа. Молодые люди молча посторонились, чтобы дать нам пройти.

У двери нас пренебрежительно смерил взглядом чернокожий бритоголовый громила. Фатия, глядя ему прямо в глаза, взялась за ручку двери. Двери, на которой висела табличка: «Темным вход запрещен». Громила застыл на месте. Он так же пристально смотрел на Фатию, как и она на него. Это длилось несколько секунд. Наконец мужчина медленно скрестил руки на груди и отвернулся к парковке, словно не заметил нас. Мне показалось, что я увидела улыбку в уголках его губ. Фатия толкнула дверь, и мы вошли.

От гремящих басов у меня тут же запрыгал желудок. В воздухе пахло алкоголем и потом. На меня хлынула лавина воспоминаний. Мы иногда приходили сюда с Сарой и Морган. Родители ничего об этом не знали. Я говорила им, что у нас с девочками пижамная вечеринка. Все очень чинно, с попкорном, ужастиками или романтическими комедиями. На самом же деле, как только родители Сары засыпали, мы переодевались в ее комнате, и Фред отвозил нас в клуб. Всю ночь мы танцевали, нас целовали парни, мы смеялись над всякой ерундой. Теперь это казалось мне таким далеким, словно я пережила все это в прошлой жизни.

– Эй, ты замечталась или что? – спросила меня Фатия.

Я вышла из оцепенения.

– Пойдем потанцуем, – сказала она и потянула меня к танцполу.

Заметив нас, танцующие отошли в сторону. Фатия и другие девушки стащили с себя толстовки с капюшонами. Я накидку снимать не стала, и мы начали танцевать, не глядя на людей, которые толпились вокруг нас.

Не знаю, приходилось ли вам видеть, как танцует Кошка, но это невероятное зрелище. Наверное, потому, что мы острее чувствуем музыку. В тот вечер мне казалось, что я не танцую, а превращаюсь в музыку, и все Кошки испытывали то же самое.

Наши тела кружились. Наши бедра колыхались, словно волны. Наши клыки блестели в свете лампочек. Мы были красивы, свободны и непобедимы.

Когда музыка чуть замедлилась, я увидела знакомое лицо. Темноволосый, довольно симпатичный мужчина. Больше тридцати ему не дашь. Несколько секунд я вспоминала, кто он, а потом поняла. Лемуан, молоденький работник министерства, который вместе с Ревером устраивал осмотр в школьном спортзале. Он говорил по телефону и неотрывно смотрел на нас. Было довольно неожиданно встретить его здесь. Я задумалась, не следил ли он за нами, начиная с центра города. Я испугалась, что он звонит в полицию. Нам нужно было поскорее уходить.

Я повернулась к Фатии, но ее на танцполе не оказалось. Она стояла у барной стойки, и, кажется, у нее что-то не ладилось с барменом.

Я бросилась к ней и чуть не сбила с ног проходившую мимо девушку. Я подняла глаза: это была Сара. Она несла два стакана, и у нее дрожал подбородок.

Несколько секунд мы стояли друг напротив друга. Во взгляде Сары было что-то странное. Я не сразу поняла, что именно.

– Вот это да, тебя пустили внутрь! – в конце концов пробурчала она.

Я подняла руки в знак примирения, но Сара была очень зла.

– Ты собираешь на кого-нибудь напасть сегодня? Моего брата тебе не хватило?

Я хотела объяснить ей, что произошло в парке, но она не давала мне вставить ни слова.

– Убирайся отсюда, Луиза. Я не хочу тебя больше видеть. Никто не хочет иметь с вами дело.

Она говорила холодным тоном, у нее блестели глаза. Блестели слишком ярко. Словно два осколка стекла на дне реки. Как кошачьи глаза.

Вот тогда-то я все поняла.

– Ты тоже? – прошептала я.