это здесь… Вадим, скорее говори, зачем пришел и уходи.

— Знаешь, а я успел заскучать по твоему ненавистному взгляду из-под ресниц, — как-то слишком серьезно произнес Вадим, и мне пришлось сосредоточить все свое внимание на бокале своего шампанского, в котором лимонад. Если бы не мое такое сложное положение этим вечером, я с удовольствием выпила несколько бутылок вина и однозначно выплеснула один из бокалов прямо в лицо самодовольного следователя. — В двадцать один ноль семь начнется аукцион. Ровно через сорок минут будут самые жаркие события этого вечера. Тебе нужно уйти через черный выход, он расположен слева от барной стойки прямо по коридору. Виктора уже заметил мой к тебе интерес, я отвлеку его внимание, как и его сына. Выйдешь на парковку, третий ряд справа, в машине будет Розумовский, он посветит фарами. Я тебя подстрахую, не оборачивайся и не останавливайся, чтобы не произошло. Все ясно?

— Ты думаешь, что, если бы все было так просто, у меня самой не вышло провернуть нечто подобное? — перебила я парня, который сразу заткнулся и насупился. — Сегодня весь периметр охраняется, Виктор с Максимом почти не сводят с меня глаз, это большая глупость — твой дурацкий план, — запротестовала я.

— Кажется, я не спрашивал твоего мнения. Ты будешь делать то, что я тебе говорю. Или тебе понравилось быть избитой и трахнутой женой Гордеева? — насмехается парень, заставив меня обозлиться. — Заруби себе на носу, Соколовская — твою задницу я не буду прикрывать, а если будешь мешать мне в выполнении операции, я помогу Гордееву устроить шоу за твое отвратное поведение. Твоего братца я вышвырну из отдела с гнусным разжалованием на четыре стороны, и приложу руку, чтобы ему составили в придачу волчий билет за вранье о том, как издеваются над его маленькой сестричкой. Так издеваются, что она даже не хочет поднимать свою тощую задницу и подчиняться. Хочешь что-то еще оспорить? Ты будешь следовать моим правилам, если ты этого еще не поняла, — тихо и предельно горячо высказался Вадим, отчего я едва не побледнела.

— Не облажайся, — Вадим поднимается на ноги, и сразу же почти горланит следующее, очередной раз меня обескуражив. — Это по-настоящему здорово, Госпожа Гордеева, просто замечательно! Всегда знал, что супружеская чета Гордеевых не только богата, но и блещет талантами в бизнесе, — громче произнес он, и его рука легла мне на предплечье в мимолетном касании.

Вадим уходит, а я поворачиваюсь ему вслед, и сразу же встречаю Гордеева, который ближе, чем казался ранее. Он приближается хищной походкой, презрительно окидывает полыхающим взглядом Вадима, который ведет себя, как нашкодивший кот, улизнув вправо, в толпу.

Этот парень сведет меня с ума!

— Я вижу тебе уже значительно лучше, — Максим поставил две руки на спинку моего стула.

— Я бы так не сказала, мои ноги невероятно болят, — почти прохныкала я, взглянув на наручные часы Максима, отследив отсчет времени.

— Зато язык подвижен, как никогда прежде, — язвительно замечает Максим. Его колкость отвлекает от переизбытка эмоций, и кажется, что мне откатом возвращается и головная боль, и тошнота.

— Вадим похвалил меня за работу, которую я сделала вчера для ваших партнеров. Почему меня твои сотрудники хвалят больше чем ты сам? — вопрос провокационный, и именно такой заставляет изменить злость Гордеева на недоумение и растерянность.

Мужчина садится рядом, берет мою ладонь в свою и проникновенно смотрит прямо в глаза.

— Я ценю не твою работу, а тебя всецело, дорогая, — он перебирает мои пальцы. — И ты важна для меня больше, чем, можешь представить. Ты как воздух. Без тебя трудно дышать. Ты как солнце, без которого холодно. И ты моя жена, без которой я не представляю своего существования, — он не говорил это тихо.

Соседние столики точно расслышали этот фальшивый сценарий в признании любви. И хоть Гордеев был откровенен, он расчетливо просчитал время и место подобной речи, в этот момент даже музыка остановилась! Выкрутился, засранец, к тому же еще и в преимуществе остался. Просто верх эгоизма и находчивости.

— Это так трогательно, Максим, — я накрыла его ладонь своей второй рукой.

— Поднимайся, пойдем потанцуем, — говорит так, чтобы у меня не вышло отказаться.

— Давай немного позже, я еще не до конца пришла в себя и хочу припудрить носик, — улизнула я от ужасно сложных танцев, от которых меня может вырвать прямо на публике.

— Тебя проводить?

— Нет, что ты. Я же не совсем беспомощная. Кажется, с тобой хотят поговорить твои коллеги, — указала я на вовремя идущих к нашему столу мужчину со своей женой.

С большой неохотой, Гордеев все-таки меня отпускает.

Часть 6.1

Время начало стремительно приближать меня к неизбежному часу.

Мое самочувствие не улучшалось, скорее наоборот — я мучилась каждую прошедшую минуту в томительной боли. Уже дважды я была в уборной и мысленно поблагодарила девушек-стилисток, которые сложили в мою сумочку мини-набор косметички. Но я была настолько обессилена, что около десяти минут провела у раковины, умываясь и дыша свежим воздухом из открытой форточки в уборной, забыв обновить макияж.

На ногах стоять труднее всего, поэтому я села на подоконник, приклеившись спиной к холодному кафелю, прикрыв глаза от облегчения. Сейчас меня уже посетили мысли, что в таком состоянии я ни то, чтобы сбежать, но и дойти до чертовой парковки не в состоянии. Каждый шаг вызывает тошнотворные спазмы, в висках бьют ударные, отчего часто хочется морщиться и простонать, а сил… Сил бороться совершенно не осталось.

Сегодня не тот день.

Нужно поговорить с Вадимом. Как бы там ни было, я сама выживала рядом с Гордеевым больше полугода, а значит, выдержу еще несколько дней. Меня пугало только одно — последствия неудавшегося побега, а сейчас я как никогда ранее обречена на провал.

Дверь открывается слишком резко и громко. Ручка двери бьётся об кафельную стену, заставив меня вздрогнуть. Я вижу взволнованного Гордеева, который сразу же хмурится, быстро обнаружив свою пропавшую, но не способную сбежать, жену.

— Прости… — я едва тяну собственный голос. Максим подходит ко мне, ласково касается щек и шеи, опускает руки на плечи и как-то облегченно вздыхает. — В холле ужасно душно и мне стало дурно.

Я вижу время на его наручных часах, которого, кстати, у меня нет. Семь минут — сейчас должен начаться аукцион, если еще не начался.

Как бы ни хотелось принимать такое трудное решение, все же я его приняла — планы на побег придется кардинально изменить. Жертвовать собой и ребенком в попытке, которая в большем процентном соотношении может оказаться провальной, я не стану. Никогда не стану.

Ни