почувствовав еще большую усталость. – Ты сделаешь только хуже.

– Хуже? – она фыркнула. – Куда уж хуже? Кори, у тебя нет медицинской страховки. Твой героизм погубит тебя.

– Я сам разберусь.

– Ты думаешь, это так просто? Думаешь, что твой лживый ублюдок босс поможет тебе? Рэндалл не платит тебе, даже когда ты работаешь. А ты останешься без работы. На несколько месяцев.

– Не так уж и долго, – сказал я, не зная, правда ли это.

Мне нельзя было оставаться без работы на несколько месяцев. Нельзя и точка. Я закрыл глаза. Моя реальность снова давила на меня, точно невидимая рука, и надо было продолжать с того места, где я остановился до ограбления.

– Это не имеет значения, – произнесла Джорджия. – Ты перенес операцию. Поездку на скорой помощи. Черт возьми, просто лежать здесь стоит тысячи долларов в день. Тебе нужно будет выиграть в лотерею, чтобы расплатиться. Или объявить о банкротстве…

– Нет, – возразил я, а затем мучительно закашлялся от острой боли в горле. Еще одно слабое ощущение боли медленно нарастало глубоко в правой части груди. – Я сказал, что сам разберусь, Джорджия, я не шучу. Я никогда не шучу.

Она откинулась на спинку стула и прикусила ноготь большого пальца, как обычно делала, когда чувствовала себя виноватой.

– Ты должен поехать с нами в Ситку.

– И чем я там буду заниматься? Работать вышибалой? Получать гроши и столько бесплатного пива, сколько в меня влезет?

– Ты можешь заниматься строительством. Знаешь, там действительно строят дома.

– Слишком мало платят, и ты это знаешь, – я помолчал, а затем спросил: – Почему?

– Что «почему»?

– Почему ты хочешь, чтобы я переехал? Чтобы мы были вместе? Или не хочешь чувствовать вину из-за того, что забираешь у меня Кэлли?

– Это несправедливо. Ты же знаешь, как мне трудно заботиться о ней здесь в одиночку.

– Не преувеличивай.

– А будет только хуже, – продолжала она, как будто не слышала. – Ты останешься без работы. Твой мерзкий домовладелец, наверное, уже выбросил твои вещи на улицу. И теперь ты будешь по уши в больничных счетах, – она склонила голову набок. – Как ты собираешься продолжать выплачивать алименты?

– Черт возьми, Джорджия, я же сказал, что разберусь, – боль в моей груди усилилась. – Вы не переедете в Ситку.

Она снова прикусила ноготь.

– Слушание состоится через два дня.

– Не делай этого, – вымолвил я. – Хотя бы подожди, пока меня выпишут. Тебе придется подождать, пока я не буду в состоянии присутствовать. Вероятно, есть какой-то закон, который гласит, что я должен присутствовать.

Джорджия вскинула руки и поднялась на ноги.

– Ладно, ладно, хорошо. Я попрошу своего адвоката перенести слушание. Но оно все равно состоится, Кори.

– Делай то, что должна, Джорджия.

Ее глаза наполнились слезами, и я тотчас почувствовал вину за свою резкость и в то же время отвращение к себе за то, что позволил ей так легко манипулировать моими чувствами, как кукловоду.

– Я думала, ты умер, понимаешь? – воскликнула она. – Я не знала, что сказать Кэлли.

– Надеюсь, ничего страшного ты ей не сказала, – боль в моей груди усилилась. – Скажи ей, что со мной все в порядке. Это правда. Я в порядке.

Джорджия кивнула, ее слезы высохли так же быстро, как и появились.

– Я приведу ее на этой неделе, – она развернулась, чтобы уйти, как раз в тот момент, когда вошла медсестра Николь, держа в руках шприц с бледно-желтой жидкостью. – Что это? Обезболивающее? Еще триста долларов… – она выбежала из палаты.

У Николь было довольное выражение лица, когда она вставляла шприц в одну из трубок, которые питали мою руку.

– Как вы себя чувствуете, мистер Бишоп? Какой-нибудь дискомфорт? Полагаю, начинает побаливать.

– Да, это так.

– По шкале от одного до десяти?..

– Шесть.

«Шесть, поднимающееся до пятидесяти».

– Это должно помочь, – Николь ввела лекарство и сделала пометку на доске у моей постели. – Это ваша жена?

– Нет, – сказал я. – Все… сложно.

– Как мой статус на Facebook[5], – Николь рассмеялась.

Она проверила аппарат, который контролировал мой пульс и уровень кислорода, затем приблизилась ко мне и осторожно наклонила меня вперед.

– Мне нужно осмотреть вашу рану.

Я почувствовал, как медсестра откинула больничный халат и осмотрела рану у меня под лопаткой. Она болела так, словно по ней ударили отбойным молотком.

– Красивая татуировка на спине. Я не фанат, но эта выглядит как произведение искусства.

Я хотел сказать ей, что большинство людей считают свои татуировки искусством, но я был не в состоянии говорить. Мои зубы были слишком крепко стиснуты от боли.

– Рана чистая, – опустив меня обратно, сказала она. – Признаков инфекции нет. Доктор Лоундс зайдет немного позже, чтобы проверить ваше состояние, и мы попытаемся помочь вам немного пройтись сегодня днем.

– Так скоро?

Моя грудь заболела сильнее только от одной этой мысли, и я задался вопросом, когда же, во имя всего святого, подействует обезболивающее.

– Что? – Николь изобразила изумление. – Такой большой сильный парень. Встанешь на ноги в мгновение ока. Кроме того, это предотвращает пролежни и эмболии. И несмотря на твое паршивое состояние, врачи прогнозируют, что ты выйдешь отсюда через десять дней, плюс-минус.

«Где-то плюсы, где-то минусы…»

Слова Драка и черное дуло пистолета, направленного мне в голову, всплыли в моей памяти. Я стряхнул эти воспоминания.

– Десять дней лучше, чем пара месяцев, – я выдавил из себя улыбку. – Это раньше, чем я предполагал. Ладно, хорошо. И… мне, вероятно, нужно будет поговорить с кем-нибудь об оплате. Я слышал, что в больницах есть уполномоченный для этого.

– Да, – Николь поправила капельницу надо мной. – Но я не хочу, чтобы ты беспокоился об этом сейчас. Тебе нужно сосредоточиться на том, чтобы поправиться, ладно?

– Да, – я вяло кивнул. Нет смысла беспокоиться о том, чего я не в силах изменить.

– Хочешь посмотреть телевизор? Твой поступок транслируют по всем новостям. Тебя называют Всемирным Героем!

– О нет… – я закрыл глаза.

– О да! Не хочешь посмотреть?

– Конечно, нет.

– Дорогой, пятьдесят три человека остались в живых благодаря тебе. Ты должен признать это, – сказала Николь, уперев руки в бедра.

– Я просто хочу отдохнуть.

– Мммммм.

Она уже собралась уходить, как вдруг что-то привлекло ее внимание. Она наклонилась и подняла с пола бейсболку, ту самую, в которой Алекс приходила ночью.

– Твоя симпатичная рыжеволосая подруга… эм… обронила.

– Александра Гарденер, – тихо произнес я.

– Может, мне разыскать ее и сказать, чтобы она пришла и забрала это? – Николь подмигнула мне и понимающе улыбнулась, протянув бейсболку. А затем оставила меня одного.

Я повертел головной убор в руках. Боль в моей груди уменьшалась. Лекарство подействовало, и мысли унесли меня в другое