долго терзал «Старший Кум», пытаясь навесить на меня если и не смерть Штыря, то хотя бы изнасилование Валентина, который несколько дней провалялся без сознания. Не знаю, за что взъелся на меня «Старший Кум», но даже после того, как Валентин пришёл в себя и заявил ему, что его изнасиловал Штырь, за что он и столкнул того в проём, «Старший Кум» продолжал катить бочку на меня…

Однако невозможно было отмахнуться от толпы очевидцев, которые видели не только бесштанного Штыря, но и его окровавленную плоть…

Кроме того, я уверен, что администрация зоны наверняка побаивалась возможного прокурорского надзора:

«Кто знает, какие знакомства имеются у этого москаля?»

Короче говоря, дело по факту смерти Штыря прикрыли с формулировкой:

«Смерть наступила по собственной неосторожности во время работы на высоте».

Долго не знали, как поступить с Валентином: то ли отправлять на другую зону, то ли актировать, то есть ходатайствовать об освобождении, — но пока думали-гадали, бедный парень сам расставил все точки над «i». Немного поднабравшись силёнок, он, использовав простыню в качестве верёвки, повесился прямо в больничной палате.

Этот деревенский паренёк, прекрасно понимая, что неписаные законы «за колючей проволокой» таковы, что его положение в зоне круто изменилось и он переместился из нормальных пацанов в «стойло опущенных», принял решение покончить с собой.

Это устроило всех: администрацию, которая облегчённо вздохнула и быстренько закрыла дело по той же причине, что и у Штыря, и зэков, которые вдогонку по достоинству оценили поступок Валентина.

Наверное, я был единственным, кого не устроил такой конец. Оттого что не удалось уберечь Валентина, долгое время я не находил себе места. Не говоря уже о том, что злодейство Штыря имело для меня неожиданное продолжение. Кто-то из «доброхотов», вероятно решивших, что таким образом сможет заслужить одобрение Кольки-Бака, «Смотрящего» зоны, сообщил ему, что с «правильным пацаном», то есть со Штырём, расправился «москвач». Вполне естественно, такое Колька-Бак не мог оставить без внимания и потому вскоре вызвал меня на «разборку».

Несколько минут Колька-Бак смотрел на меня в упор, не произнося ни слова, потом сказал:

— Послушай, Режиссёр, это правда, что ты замочил Штыря? — Его тон не предвещал ничего хорошего.

Я понял, что лучше не оправдываться, а самому попытаться напасть:

— А тебе известно, что Штырь, прикрываясь дружбой с тобой, внаглую беспредельничал в отряде, а бедного Валентина зверски изнасиловал ни за что ни про что, заявив, что ты его всегда отмажешь?

— Кому говорил? — недовольно нахмурился Колька-Бак — услышанное явно подрывало его авторитет.

— Мне говорил… — Я пожал плечами, потом уверенно добавил: — Да об этом все знали…

Здесь я немного слукавил: все действительно знали, что Штырь прикрывался дружбой с ним — он об этом не раз заявлял, — но это было единственное, о чём все знали.

Тем не менее, моя хитрость сработала: «Смотрящий» повернулся к одному из своих «шестерок»:

— Это правда?

К счастью, он не уточнил, о чём именно спрашивает.

— Да… — пожал тот плечами.

— Вот сучара позорный! — Колька-Бак брезгливо сплюнул. — Знал бы раньше — сам бы завалил паскуду!.. — Затем повернулся ко мне и заметил без особого удовлетворения: — Ладно, Режиссёр, живи…

Его тон не сулил мне полной индульгенции, и принятое им решение было явно вынужденным, но, к моему счастью, я попал под указ, и администрация с удовольствием избавилась от моего присутствия, отправив меня на «химию». Для тех, кто не помнит или не знает, что такое «химия», поясняю.

В то время существовало такое правило, когда администрация в качестве поощрения отправляла осуждённого, отбывшего определённую часть срока, на стройки народного хозяйства.

Называть это «химией» стали в годы правления Хрущева, который решил всерьёз поднять химическую промышленность. В неё валом погнали дешёвую рабочую силу, то есть условно-досрочно освобождённых зэков.

По этому указу прибывший к месту назначения бывший заключённый должен был жить и работать под надзором спецкомендатуры, отчисляя из своей зарплаты двадцать процентов в пользу государства.

Но фокус заключался не в этих двадцати процентах, а в том, что работали «химики» на самых грязных и тяжёлых работах, получая за это мизерную зарплату.

Кроме того, негласно существовало положение, при котором менты, наблюдающие «химиков», могли придраться к любому из них и вернуть на зону, при этом срок, отбытый на стройке народного хозяйства, не засчитывался. И зачастую те, кто рвался на «химию», столкнувшись с беспределом на месте распределения, старались быстрее вернуться в «родную» зону…

Меня доставили в небольшой городок Коми АССР — Княж-погост, расположенный, как я писал ранее, в нескольких десятках километров от нашей колонии. Городок Княж-погост состоял из трёх посёлков: сам Княж-погост, посёлок Железнодорожный и посёлок Новый.

«Химики» жили в посёлке Новый в четырёхэтажном общежитии. Меня определили на второй этаж. Кроме меня в комнате были ещё трое ребят. Нам выдали по несколько рублей в честь будущего аванса и показали столовую «химиков», где можно было вполне сносно пообедать за восемьдесят копеек. Потом вновь прибывших ознакомили с правилами проживания «химиков». Нельзя:

«…опаздывать, тем более не приходить на работу …не оказаться в комнате во время вечерней проверки …не оказаться в своей постели с одиннадцати вечера до шести утра.

…не выполнять распоряжения сотрудников спецкомендатуры и начальников на работе.

…покидать населённый пункт без особого пропуска …употреблять спиртные напитки».

Можно:

«…работать за жалкие гроши.

…жить впроголодь.

…иметь кровать.

…постельные принадлежности, сдаваемые раз в десять дней в стирку.

…раз в год за хорошую работу и примерное поведение в порядке поощрения комендант мог предоставить тебе десятидневный отпуск, а иногда даже выписать документы для поездки домой…»

Самыми страшными днями, как легко догадаться, были дни аванса и зарплаты. Несмотря на категорическое и недвусмысленное указание по поводу алкоголя, кто запретит пить русскому человеку, если даже «за колючей проволокой», да что там — «за колючей проволокой», даже в тюрьме зэки умудряются гнать самогон из томатной пасты? В такие «критические» дни, если не хочешь попасть в неприятную ситуацию, а то и стать инвалидом, нужно было либо исчезать из общежития, что считалось серьёзным нарушением, либо запираться в своей комнате и не выходить из неё даже в туалет. На следующий день после аванса или зарплаты с утра было страшно заходить не только в туалет, залитый кровью, но зачастую тошнота подступала к горлу при появлении в коридоре общежития — его пол был залит кровью и усыпан битой посудой…

«Химики» работали на строительстве первой очереди завода по изготовлению древесноволокнистой плиты, или сокращенно — ДВП. Более всего повезло тем, кто в прошлом имел какие-нибудь строительные специальности. К сожалению,