Недостающая фотография на стене в Фэрхейвене. «Вы с ними просто одно лицо», – сказал аптекарь. С ними, они – всякий раз я думала, что речь идет о бабушке и маме. Но это «они» означало маму и кого-то еще. Меня бьет дрожь, руки покрываются мурашками, а комната вокруг начинает казаться чем-то вроде раскаленного марева над дорогой, которое исчезает, если пристально вглядываться. Я кружила по городу вслепую, в полном неведении, и даже не понимала этого.

– Мне нужно идти, – говорю я. Я должна поговорить с бабушкой. Вот что она скрывала. Не мою сестру, которую оставила мама, а целую отдельную ветвь. У меня все еще полно вопросов – как, ну как вышло, что никто не узнал девушку, которую мы вытащили из огня? – но теперь, когда эта часть правды мне известна, бабушке больше нет смысла скрывать от меня остальное.

– Что, прости? – Кажется, мои слова его позабавили. Я быстро вспоминаю, где нахожусь: в полицейском участке, в помещении, куда проникла без разрешения, да еще и в окружении документов, которые мне совершенно точно не положено видеть.

Я прячу руки в карманы.

– Простите.

Коннорс прислоняется к стеллажу и складывает руки на груди. Вчера он был добрым полицейским. Думаю, если бы меня застукал Андерсон, я бы уже сидела в переговорке на допросе.

– Тебе любопытно, – говорит он. – Я понимаю.

– Я только что узнала, что у моей матери была сестра, – говорю я. – Так что я не уверена, что вы вообще что-то понимаете.

– Серьезно? – У него взлетают брови. – Только сейчас? Ну дела. Видно, твоя бабушка слишком привыкла играть в молчанку.

– У нее были свои причины. – Я защищаю ее, хотя ее нет рядом и никакой награды я не получу. Наверное, у меня тоже есть свои привычки.

– Не могу даже представить какие. Все в городе знают про близняшек.

Близняшки. Для него это не новость, но у меня перед глазами мгновенно вспыхивает картинка. Мама на крыльце Фэрхейвена, а рядом еще одна девушка с такой же улыбкой. Естественно. Естественно, они были близняшками. А потом у мамы родилась я, а у Кэтрин – ее дочь, та самая девушка. Новое поколение Нильсенов, и обе чужие для этого города. Мы обе искали семью. Может, бабушка и не прятала ее в Фэрхейвене, но она скрывала от меня ее существование.

– В этом деле много нестыковок, – продолжает Коннорс, – если не знать, что произошло. Черт, да даже если знать, все равно полно.

– Например?

Коннорс окидывает меня взглядом. Я стараюсь не выдавать волнения. Наконец он вздыхает и выпрямляется.

– Как, думаешь, она погибла? – спрашивает он. – Та девушка?

Я представляю ее в поле, свернувшуюся калачиком на боку. А потом представляю лежащей на спине, на обочине. Ни крови, ни ссадин. Просто девушка, из которой ушла жизнь.

– От дыма, наверное, – предполагаю я. – Что-нибудь такое.

Там, в поле, мне было страшно, хотя я знала, что до безопасности рукой подать. Каково было ей, когда она металась по западне, из которой нет выхода? Каково это – чувствовать, как из тебя уходит жизнь, и понимать, что, даже если ты избежишь удушья, до тебя рано или поздно доберется огонь?

– Правильно, – кивает Коннорс. – И, помнится, ты говорила, что никогда ее не встречала. – Я открываю рот, но он останавливает меня жестом. – Я тебе верю. Мы тоже понятия не имеем, кто она такая. Так вот. Знаешь ли ты, почему твоя бабушка нам лжет?

Потому что она им не доверяет. По-моему, это довольно очевидно. Но ведь она и мне лгала, и хочется верить, что не по той же причине. Я пожимаю плечами и отворачиваюсь.

– Тогда давай начнем с девушки, – предпринимает он новую попытку. – Я даже сделаю тебе одолжение и не стану напоминать о вашем сходстве. Тебе известно, как она оказалась в поле?

– Трагическое стечение обстоятельств.

Так сказала бабушка.

– Трагическое, спору нет. – Коннорс криво улыбается. Он ослабляет хватку, пытается усыпить бдительность. Я мысленно благодарю маму: она научила меня немногому, но способностью распознавать такие вещи я обязана ей. – Проблема в том, что это был не просто пожар, а поджог.

– Откуда вы знаете?

Улыбка сползает с его лица.

– Поверь мне, знаем. Такие вещи не всегда очевидны, но у нас есть люди, которые знают, куда смотреть. И они нашли то, что искали.

Ладно, ладно. Выходит, все-таки поджог. Но это не значит, что поджигатель намеревался убить ту девушку. Должно быть другое объяснение. Потому что если его нет, то я понятия не имею, что делать со свалившейся на меня информацией.

– Зачем вы мне это рассказываете? – спрашиваю я. Возможно, распаляться сейчас неразумно. Но все мои силы уходят на то, чтобы не скатиться в истерику, и на терпение меня уже не хватает. – Я была с Тесс с того момента, как приехала в город. Я ни разу в жизни не бывала в Фэрхейвене до вчерашнего дня.

– Успокойся, – говорит Коннорс. – Я тебя ни в чем не обвиняю. Я знаю, что ты ни при чем. Знаю.

Я с облегчением выдыхаю. Наконец-то кто-то произнес это вслух. С самого детства мама взваливала вину мне на плечи – поживи так семнадцать лет, и начнет казаться, будто она была там всегда.

Он кивает на коробки с документами.

– Я рассказываю тебе эти вещи, потому что это очень непростое дело, Марго. Вера категорически отрицает, что знала эту девушку. Мы понятия не имеем, откуда она взялась. Но я уверен, что кто-то устроил пожар нарочно, и в результате этого пожара она погибла. И пожалуй, я начинаю понимать, что произошло, за исключением одной детали. – Он смотрит мне прямо в глаза. – И тут мне нужна твоя помощь. Позволь показать тебе, что я имею в виду.

Сомневаюсь, что у меня есть выбор. К тому же мне и самой не хочется отказываться. Если он подозревает бабушку или маму, я должна знать. Для того ли, чтобы броситься на защиту или чтобы ударить по ним первой, – пока не знаю. Но сейчас это и не важно.

– Конечно, – говорю я. – А что?

– Ее тело.

Я тихонько ахаю.

– Она что, еще тут?

– Где еще ей быть? Фален – округ небольшой. Мы сами себе и участок, и морг. – Он добродушно кривится. – То еще удовольствие – разогревать обед, когда знаешь, что этажом ниже работает коронер.

Его непринужденный тон слегка ослабляет висящее вокруг меня напряжение. Сейчас от меня требуется просто идти за Коннорсом. Весь остальной мир отступает на задний план – я привыкла прятать эмоции до тех пор, пока