Я оглядываюсь – хочу убедиться, что Тесс еще не вернулась. Звук ее шагов в коридоре постепенно удаляется. Хорошо. Я признательна ей за помощь и знаю, что она мне еще понадобится. Но этот шаг я хочу сделать сама.

Я с усилием стаскиваю тяжелые коробки на пол. В полумраке архивов подписи почти не разглядеть, но фамилия на обеих коробках начинается с большой четкой «Н», и, хотя остальное расплылось от времени, я почти уверена, что это «Нильсен».

Я снимаю крышку с первой коробки.

Целая кипа бумажек. Первый лист исписан от руки. Почерк не бабушкин. Его я уже могу отличить. Должно быть, это записи о старом деле. Сверху листа стоит фамилия «Андерсон» – видимо, отец моего Андерсона.

Я пробегаю глазами первые строки, и из потока текста на меня выпрыгивает мамино имя. Но не только оно. В отчете упоминается Вера – это ожидаемо. И Миллеры – наверное, дедушка и бабушка Тесс. Некая Кэтрин. Это имя я вижу впервые. Может, это мама? Может, она сменила имя, когда уехала из Фалена. Я могу понять ее стремление начать с чистого листа.

Сощурившись, я пытаюсь вчитаться в текст, но ничего не разглядеть. Я выпрямляюсь, подношу листок повыше к лампочке. Бесполезно. Где-то должна быть печатная копия.

Копия обнаруживается в следующей папке, распухшей от канцелярских зажимов, которые едва удерживают толстые пачки бумаги. На первой странице тот же отчет, и я быстро пробегаю его глазами, понимая, что Тесс может вернуться в любой момент. Не то чтобы я хотела что-то скрыть от нее. Она имеет право знать. Но первый шаг в тайную историю моей семьи мне хочется сделать одной.

Два имени – Джозефина и Вера. Выходит, мама уже тогда была Джозефиной. Кэтрин – это другой человек. Я читаю дальше.

Джозефина и Вера под стражей, говорится в документе, задержаны для допроса. Вера утверждает, что видела, как Кэтрин устроила поджог. На все попытки выяснить подробности отмалчивается. В подтверждение показаний Веры Джозефина Нильсен утверждает, что видела, как Кэтрин выходила из дома около полуночи, то есть приблизительно в то время, когда начался пожар.

Тело не найдено. Кэтрин Нильсен признана пропавшей без вести. Ориентировка разослана.

Я тяжело опускаюсь на пятки. Меня как будто бьет током.

Кэтрин Нильсен?

Листок выпадает у меня из руки. Падает на пол рядом с коленом, но я даже не пытаюсь его поднять. Кэтрин. Имя, которого я не слышала никогда в жизни. Семья, которую скрывали от меня еще тщательнее, чем бабушку.

У бабушки была вторая дочь. Мамина сестра. Моя тетя.

«Ты это знала и так, – раздается голосок у меня в голове. – Девушка в поле, тело, которое ты нашла. Ты чувствовала, что она тебе не сестра. А вот кузина… Дочь Кэтрин. Звучит правдоподобно, согласись». Но вопросы на этом не заканчиваются. В груди нарастает ужас – тугой, тягучий ужас, от которого покалывает кончики пальцев.

Я привыкла к неведению, привыкла строить жизнь вокруг белых пятен, запертых дверей и вопросов без ответа. А теперь… Я получила ответ, о котором не просила. Ответ, который снес все выстроенные мной стены, раскидал все воспоминания, что были мне дороги.

– Так-так, – раздается вдруг чей-то голос. Я испуганно оглядываюсь на дверь. – Типичная Нильсен. Если у меня и были какие-то сомнения, теперь их нет.

Пятнадцать

Коннорс стоит на пороге и смотрит на меня, подняв брови. Сердце грохочет у меня в ушах, дыхание сбивается. Я знала, что такое может случиться. Я выбила дверь, потому что мне было все равно. Но я не могу допустить, чтобы он увел меня отсюда. Только не сейчас, когда я наконец нащупала правильные вопросы. Что произошло с Кэтрин? Может, это она, а не мама отказалась от дочери?

– Черт, – только и говорю я. – Я… – Но отбрехаться тут не выйдет. Я сижу в ворохе документов рядом с открытой коробкой.

– Ты в городе второй день и уже второй раз влипаешь в неприятности, – говорит он и делает несколько шагов вперед. – Может, и Тесс тоже тут ошивается?

Тесс. Я совсем забыла. Видимо, она где-то в другой части подвала. Надеюсь, что она услышала его и затаилась. Не хватало еще, чтобы ее тоже поймали.

– Я просто хотела кое-что проверить, – говорю я и сама понимаю, как нелепо это звучит. Коннорс явно считает так же. Он насмешливо фыркает, приседает рядом со мной и подбирает охапку документов, которую я листала. За его спиной из-за двери выглядывает Тесс. Убедившись, что он не смотрит, она ловит мой взгляд и, скрестив пальцы и одними губами прошептав «удачи», на цыпочках крадется к двери, ведущей на лестницу.

Она выберется из участка с черного хода, шагнет на залитую солнцем улицу и вернется к жизни, которой жила до нашей вылазки. А я останусь сидеть тут, на новых развалинах. У меня была тетя, а возможно, и кузина, но я лишилась их, не успев даже узнать. Если Кэтрин была хоть немного похожа на маму, она бы ни за что не вернулась в Фален. Может, ее дочь испытывала ту же тягу, что и я. Может, она приехала сюда за ответами, и бабушка вовсе не пыталась спрятать ее от мира.

– А, – говорит Коннорс. – Это старая история.

– Чего?

Он произнес эти слова так обыденно, а ведь речь идет о событиях, которые перевернули мою жизнь с ног на голову. Моя семья – это не только бабушка по материнской линии. Она могла быть такой же, как на снимках в Фэрхейвене. Ветви и корни одного большого дерева.

Коннорс не обращает внимания ни на мое удивление, ни на вспышку гнева, которую я не в силах скрыть.

– Мы тоже пытались докопаться до истины, – говорит он и начинает складывать бумаги назад в коробку. Спокойно, словно его ничуть не смущает, что я вломилась туда, где мне быть не положено. – Естественно, большинство действующих лиц уже известны, так что эти бумажки нам ни к чему.

Я встаю вместе с ним и смотрю, как он аккуратно ставит обе коробки на место.

– Но этот пожар в Фэрхейвене, – продолжает он, повернувшись ко мне, – и ты. И та девочка. История повторяется. Только на этот раз у нас есть труп.

На этот раз. Я и «та девочка», и история повторяется, потому что мы с ней как мама и Кэтрин.

Выходит, все об этом знали. Блядь.

Принять такой удар нелегко. Все. Весь город. Знали и, наверное, думали, что я знаю тоже – с чего бы бабушке и маме от меня такое скрывать? Что за семья будет