— И что теперь делать? — спросил немного успокоившийся Василий Карпович.

— На одном двигателе можем дотянуть до наших, но это если удастся сбить пламя.

— А если нет?

— Придётся садиться. Не гореть же заживо, а так хоть шанс есть.

— Куда садиться, Петрович? К немцам?!

— А ты что предлагаешь, майор? Героически разбиться?

— Да ты что, Сивцев, я же тебя… — Медынцев потянулся рукой под пиджак, но на пилота это не произвело никакого впечатления.

— Ну давай, кончай нас с Серёгой прямо здесь. А потом сам садись за штурвал и тяни до фронтовой полосы.

— Петрович, ты пойми, никак нельзя, чтобы наш пассажир попал в руки к немцам. Да и я лучше застрелюсь, чем окажусь в плену.

— Мы же не собираемся садиться на аэродром. Или ты думал, я просто мечтаю в немецком плену оказаться?

— А куда же тогда?

— Куда-куда… На лес, поле, что попадётся. И молиться, чтобы при посадке самолёт не развалился и не вспыхнул. У нас же там ещё горючки два полных бака. А может ещё и в полёте рвануть.

— Я извиняюсь…

Все трое обернулись в мою сторону.

— Извиняюсь, что вмешиваюсь, но, может, у вас имеются парашюты?

— Откуда?! — с ноткой пробивавшегося отчаяния выдохнул Сивцев. — Не предусмотрены, хоть я и говорил начальству, что не помешали бы. Понадеялись на надёжность американской конструкции, вот вам и пожалуйста, — снова повторил он свою присказку.

Пилот повернул голову влево, прижав нос к стеклу.

— Горит, собака, и высота резко падает. По-любому придётся садиться. Майор, займите с пассажиром места. И пристегнитесь ремнями, посадка будет жёсткой.

В том, что посадка и впрямь будет жёсткой, я убедился спустя несколько минут, когда Douglas DC-3 с оглушительным треском проломился сквозь лес, оставляя за собой широкую просеку. Крыло с горящим двигателем отлетело сразу, словно только и ждало этого момента. Сквозь приоткрытые веки я видел, как Медынцев беззвучно разевает рот, по губам читая, что он отчаянно матерится. Я же про себя молился всем богам, от Христа до Будды. Кто-то из них, видно, мои мольбы услышал, потому что, когда самолёт наконец остановил своё страшное движение, мы с Медынцевым были не только живы, но и вполне неплохо себя чувствовали, если не считать побелевшего от пережитого ужаса лица куратора.

Сразу стало как-то неожиданно тихо, только спереди доносился сдавленный стон. Мы с Медынцевым синхронно освободились от брезентовых ремней и по наклонённому влево полу коридора, цепляясь руками за всё, что попало, двинулись к кабине пилотов, принявшей на себя самый страшный удар.

Стонал Сивцев. Он был жив, но его правая нога, судя по её загадочному изгибу, была сломана ниже колена. А вот второй член экипажа, которого до этого я толком и не видел, был мёртв, насколько вообще можно быть мёртвым, когда, предварительно пробив лобовое стекло кабины, в твой глаз входит сухой сук и выходит из затылка.

— Нет больше Серёги, — выдал очевидное Сивцев в перерыве между стонами.

— Похороним, — деловито ответил Медынцев. — Петрович, давай сначала тобой займёмся, вернее, твоей ногой. Товарищ Сорокин, помоги вытащить командира, там, похоже, ногу ему малость зажало.

Вдвоём мы кое-как освободили больную конечность, вытащили Сивцева из помятой кабины и уложили в проходе. Майор разорвал штанину пилота, осматривая наливавшуюся синевой ногу.

— Закрытый, — констатировал он. — Нужно зафиксировать место перелома.

Медынцев на ощупь соединил сломанную кость, и мы, сделав из двух отодранных от кресла подлокотников шину, крепко примотали её нашедшимся в аптечке бинтом. К чести лётчика, он умудрился даже не потерять от боли сознания, только побледнел и громче застонал, а лоб его покрылся испариной.

Потом мы занялись похоронами второго пилота. Хоронить решили метрах в ста от самолёта на небольшом, свободном от деревьев пригорке. При отсутствии лопаты выкопать могилу оказалось нелёгкой задачей, поэтому яма получилась всего на полметра. Сверху я воткнул самодельное распятие из двух веточек, посередине связанных шнурком.

— Это вообще лишнее, — неодобрительно заметил майор. — Рохлин, насколько я знаю, был комсомольцем, кандидатом в члены партии, а вы тут устраиваете какой-то религиозный обряд.

— Если хотите, можете рядом воткнуть звезду, — пожал я плечами. — Только делать её сложнее.

Медынцев махнул рукой и отправился обратно к самолёту, где мы оставили раненого пилота. Я плёлся чуть позади, с грустью глядя на перемазанные землёй в районе колен брюки. Наши костюмы выглядели неважно, пусть и не рваные, но довольно грязные и помятые. Каким-то слишком уж сложным получается путешествие, а наше ближайшее будущее вообще под большим вопросом.

Тем временем редкие облака уже начали розоветь в лучах встающего солнца. Я кинул взгляд на циферблат своих недешёвых Longines, и с сожалением констатировал, что разбито не только стекло, но и что-то внутри пришло в негодность. И где, спрашивается, успел повредить? Вроде по салону не летал, сидел, к креслу привязанный… При этом липовые очки, что интересно, не пострадали. С лёгким сожалением забросил хронометр в кусты, толку от него теперь немного.

Сивцев, закемаривший было в кресле с вытянутой сломанной ногой, при нашем появлении открыл глаза.

— Похоронили, — ответил Василий Карпович на незаданный вопрос. — Давайте, товарищи, решать, что делать дальше. От того, что мы вынужденно оказались где-то под Тарнополем, задача не поменялась: товарища Сорокина необходимо доставить в Москву. Придётся пробираться через линию фронта. — И он с сомнением посмотрел на забинтованную ногу пилота.

Мне и Сивцеву сразу стало ясно, о чём подумал майор.

— Может, костыли соорудим? — предложил Сивцев. — Всё ж лучше, чем на носилках меня переть, а так как-нибудь смогу передвигаться и сам.

— Да ты и на костылях далеко не упрыгаешь, — с сомнением поскрёб небритый подбородок майор. — Что же делать-то… Того и гляди сюда кто-нибудь из местных нагрянет, шума мы немало наделали. Да и хорошо, если местные, а вдруг немцы?

Возникло неловкое молчание, каждый думал об одном и том же. По всему выходило, что лётчик становился для нас обузой. Но и бросать его было бы самым настоящим предательством.

— Вот что, — вздохнул Сивцев, переводя взгляд с меня на майора и обратно. — Вы это, товарищи… Выполняйте задание. Велено доставить человека в Москву — вот и чешите на восток. А я уж как-нибудь…

— Нет, так дело не пойдёт, — взял я инициативу в свои руки. — Вас мы не бросим. Сделаем костыли и доберёмся все втроём до ближайшего населённого пункта. А там уж, даст Бог, попадутся добрые люди, приютят, пока кость не срастётся.

— А что, хорошая идея, — как