произвольно и, по-видимому, более беспричинно? Какие устойчивые трехногие животные могли бы быть? Как симметрично лучезарны были бы пятиногие! А шестикрылые? Как предусмотрительны были бы семиголовые! Если бы теория Дарвина была верна, то мы бы нашим безумным мышлением задолго до нее расщепляли бы свою голову на две или выпустили бы из своих честолюбивых сердец сотню жадных загребистых рук. Но вокруг нас и внутри нас есть непобедимый закон, отдающий наши тела во власть воли и обстоятельствам только до известной границы, за пределами которой он ненарушим, неисповедим и, насколько нам известно, вечен.

184. Для всякого низшего животного установлены подобные же законы; под их властью оно способно изменяться, невидимо претерпевать колебания в определенных границах, за пределы которых, по имеющемуся опыту, оно переступить не может. Приспособление к жизненным условиям орудий, которыми оно обладает в лице своих членов, всегда непосредственное, а иногда и красивое; но в большинстве случаев частичное и неразлучное с тяжелым добавочным усилием. Некоторые животные принуждены копать носами, другие – строить хвостами, третьи – прясть животами; их ловкость обыкновенно незначительна, а их неловкость безгранична; лев постоянно затрудняется, каким образом держать кость, а орел с трудом может разорвать мясо не перевернувшись.

185. Вам нет надобности производить в настоящее время исследования относительно происхождения этой неловкости, этого несовершенного или странного видоизменения формы и силы: человеческому роду, по всей вероятности, предназначено в жизни удивляться и сознавать свое невежество; но если ему суждено узнавать когда-нибудь одну из тайн своего собственного или животного существования, то это знание дается ему несомненно только дисциплинированной добродетелью, а не любознательностью науки. Я только что употребил выражение «если бы теория Дарвина была верна», предполагая ее заблуждение, считая ее ошибочность безусловно неизвинительной при современном состоянии нашего знания; я могу положительно вам сказать, что никогда еще не слыхал ни одного логического аргумента в ее пользу, хотя читал и слыхал многое в ее пользу такого, что не заслуживает внимания. Например, когда вы несколько раз поупражняетесь в рисовании перьев алкиона, то вы сильнее, чем прежде, заинтересуетесь устройством и расположением волокон пера и, в надежде на помощь, может быть, обратитесь к исследованию Дарвина относительно перьев павлина.

Я и сам обращался к нему, надеясь узнать что-нибудь из существующих жизненных законов, регулирующих местное расположение окраски. Но об этом, по-видимому, у него нет сведений, и я узнал только, что павлин произошел от темных черных фазанов, так как молодая самка черных фазанов любит красивые перья. Тем временем я сказал себе: «В таком случае или существовал особенный вид черных фазанов, с оригинальным врожденным вкусом к красивым перьям, а следовательно, и с замечательными глазами, – что было бы гораздо более важной отличительной чертой этого вида, чем замечательные глаза на их хвостах, – или же все фазаны сделались бы уже теперь павлинами. И я уже не обращаю больше внимания на теорию Дарвина.

Когда вы срисуете с вниманием некоторые из образцов перьев и чешуи, вы, надеюсь, убедитесь, что спектр органических видов по крайней мере настолько же ясен, как и спектр металлов или газов; но изучайте, во всяком случае, их настоящее состояние и не обращайте внимания на то, чем они были.

186. Вам так же нет дела до методов классификации, как и до происхождения видов. Пусть физиологи изобретают названия и рассуждают о них; ваша обязанность – знать существо, а не название его, временно принятое в научных кругах. Какую практическую пользу можете вы извлечь из принятого в настоящее время порядка и принятого без спора? Насколько возможно, употребляйте при этом английские слова или будьте уверены, что понимаете латинские.

187. Например, принятый в настоящее время порядок в распределении видов птиц основан, как вам известно, только на способе употребления ими ног.

Некоторые ловят или хватают свою добычу и называются хищными – raptores.

Некоторые ютятся на ветвях и называются сидячими – insessores.

Некоторые лазают и цепляются по ветвям и носят название лазунов – scansores.

Некоторые копают когтями землю и называются царапающими – rasores.

Некоторые стоят в воде в неглубоких местах или переходят ее вброд, имея длинные ноги, и называются «голенастыми ходоками» – grallatores.

Некоторые плавают, употребляя ноги, как весла, и называются «лапчатоногими» – natatores.

188. Эта классификация ненаучна, потому что есть много хищных и роющих землю, которые сидят на деревьях так же хорошо, как и insessores; а многие из лапчатоногих, бывая на берегу, сидят даже лучше самих insessores, а insessor значит собственно не сидящий, а осаждающий; и неловко и называть птицу Rasor. До сих пор употребление ног было характерно в общем и удобно для первоначальной грубой классификации; но во всех отношениях лучше употреблять полное английское название, чем натянутое латинское или дурной перевод его. Линней для всех своих классов, исключая голенастых, пользуется названием отдельных птиц, наиболее типичных для своего класса; хищных он называет «соколами» (Accipitres), лапчатоногих «гусями» (Anseres), роющих землю «курами» (Gallinae), a сидящих «воробьями» (Passeres). У него нет класса лазающих, но есть другой, пропущенный Кювье, – класс «сорок», который я прошу вас удержать в силу некоторых мифологических сказаний, на которые следует обратить внимание. При этом вам придется запомнить только семь разрядов, и каждый из них мы назовем по имени той птицы, которая является наилучшей его представительницей. Сокол имеет несомненное право быть представителем хищников, соперница его, цапля, – представительницей голенастых ходоков; вы найдете это вполне уместным и удобным, потому что у некоторых птиц этой породы клювы загнуты вниз, у других вверх, клюв же цапли прям, и благодаря этому она представляет средний тип. Затем чайка, несомненно, является лучшей представительницей плавающих, чем гусь, а фазан лучшим представителем роющих, чем куры. Мы возьмем попугая для лазающих, сороку для прыгающих и воробья для сидящих. Затем, для лучшего запоминания, возьмем их в следующем порядке: соколы, попугаи, сороки, воробьи, фазаны, чайки, цапли. Тут вы будете иметь соколов на одном конце, цапель на другом, воробьев посредине, с сороками по одну сторону их и с фазанами – по другую. Затем попугаи станут обязательно рядом с соколами, а чайки рядом с цаплями.

189. Птица, мистическую историю которой я собираюсь рассказать вам, принадлежит по своим характерным признакам, главным образом, к тому разряду сорок, или разрисованных птиц, которых греки противопоставляли всегда в своих рассуждениях и сказаниях певчим птицам, считая представительницей первых сороку, а представителем вторых соловья. Миф об Автолике и Филаммоне[79] и прекрасный рассказ Пиндара о неверности Корониды[80] составляют центр почти всех бесчисленных традиций, – полных значения и находящихся в известном отношении