Наконец, последняя часть воспитания должна состоять в том, чтобы узреть Бога, что разумеется под блаженством чистых сердцем, – но об этом я не буду говорить сегодня.

177. И во всех этих фазисах воспитания главный пункт, заметьте, заключается в том, чтоб это было блаженство, чтоб человек научился χαίρειν ὀρθῶς[76], а эта радость главным образом в действительной способности видеть. Эту же истину ясно выразил Данте, когда, представ на небе перед Беатриче, сказал, что глаза его получили «удовлетворение за свою десятилетнюю жажду».

В этом, повторяю, вся суть воспитания. Вся литература, искусство и наука бесполезны, если они не доставляют вам радости, и притом истинной радости. Я ясно сознаю свою обязанность заявить, несмотря на мое глубокое и искреннее уважение к достойным воспитателям этого университета, что, по моему мнению, наши современные методы преподавания, и главным образом учреждение строгих и частых экзаменов, положительно противны этой великой цели и что в результате этого соревнования в работе юношей неизбежно получается, что они приобретают ложные сведения из своих знаний и питают ненависть к способу обучения; так что, вместо того чтобы, являясь в Оксфорд, работать с удовольствием, люди смотрят вперед на годы, которые им предстоит в нем провести, как на смертельную агонию, из которой они желают, а иногда, ради жизни, и должны выйти.

178. Я возвращаюсь к своему крестьянину и его белой цапле. Вы все с ужасом думаете об этом человеке, до смерти убивающем птицу, как какой-нибудь изверг. Он и есть таков; но далеко ли ушли от него мы, английские джентльмены? Вообще мы деликатнее воспитаны и гнушаемся мысли об избиении птиц и завладении их перьями. Это пока верно и хорошо. Но по всем вероятиям этот крестьянин, как ни был он груб и жесток, занимался в течение остального дня другим чем-нибудь, помимо избиения птиц. Я же серьезно спрашиваю вас, есть ли у английских джентльменов, как у известного класса, какое-нибудь другое реальное занятие, помимо избиения птиц? Если они признают какую-нибудь обязанность, то, конечно, будут исполнять ее до конца жизни; но имеет ли английская аристократия в настоящий момент ясное понятие о своей обязанности? Я глубоко и серьезно уверен, что их каста убеждена, что ее жизнь, в отличие от жизни низших существ, должна быть посвящена стрельбе.

И это идея не такой касты, которой в настоящее время Англия может дольше управляться.

179. Сегодня у меня нет времени подробнее развивать мой аргумент; но я сказал, кажется, достаточно, чтобы убедить вас в верности положения моей главной теоремы, а именно, что чтение и письмо не составляют воспитания, если они не содействуют развитию в нас добрых чувств ко всему живому, но что рисование, и главным образом физиологическое рисование, есть наиболее ценное жизненное воспитание. Много сделал бы также хорошего какой-нибудь английский землевладелец, сохраняя свое поместье в его первобытной дикости; и пусть каждое живое существо, предпочитающее поселиться на нем, наслаждается миром, что это едва ли будет достигнуто всеми толками лордов в парламенте, пока хватит нашей жизни, чтоб выслушивать их; я даже отважусь поведать вам свою надежду, хотя и умру гораздо ранее ее осуществления, что наступит день, когда английский народ действительно поймет, что значит воспитание, и окружит этот университет самым лучшим в Англии парком, разбитым на двадцати квадратных милях; что он запретит в окрестности этого здания всякие грязные, механические, пошлые ремесла и производства, как не допускает их теперь в своем саду любой владелец; что он уничтожит все грязные и безобразные постройки, все гнезда порока и нищенства, как бы изгоняя дьявола; что чистые источники Изиды[77] и Чаруэлла[78] будут спокойно течь среди лугов и деревьев; и что в пределах этого парка будут привольно расти все полевые английские цветы, которые могут цвести на равнинах, и все живые твари, заходящие в леса и к источникам, будут знать, что тут для них имеется счастливое убежище.

Теперь вернемся к нашему безотлагательному делу.

180. Естественная история чего бы то ни было, или история любых живых тварей, разделяется, собственно, на три отрасли. Во-первых, мы должны собрать и рассмотреть предания относительно данного предмета, чтобы знать, какое влияние имело до сих пор его существование на умы людей, и обладать всеми существующими данными, которые могут помочь нашим исследованиям или руководить нашими мыслями о нем.

Во-вторых, мы должны рассмотреть и описать предмет или существо в его настоящем состоянии, руководясь наивозможно более точными наблюдениями. Наконец, мы должны исследовать, по каким химическим и физическим законам вещество, из которого сделан предмет, было составлено.

Таким образом, нам нужно узнать, во‑первых, поэзию его, т. е. то, чем он был для человека или что человек сделал из него.

Во-вторых, действительные факты его существования.

В-третьих, физические причины этих фактов, если мы можем открыть их.

181. Теперь в обыкновении и, может быть, вообще уместно удерживать термин «естественная история» только для двух последних отраслей знания. Для меня безразлично, как бы мы ни назвали первую отрасль; но в отчетах о животных, которые я приготовляю для своей оксфордской школы, главным пунктом у меня будет их мифология, вторым – их действительное состояние и внешний вид (вторым, потому что до сих пор это почти всегда только полуизвестно); анатомию же и химию их тел я, как уже было сказано, рассматриваю очень редко и только отчасти, но зато я буду употреблять величайшие усилия, чтобы ознакомиться с образом жизни живых существ, узнать их изобретательность, наклонности, радости и духовные силы, – другими словами, чтобы определить, каково их искусство и их привязанности и как эти искусства и привязанности подготовлены их внешней формой.

182. Я говорю обдуманно и напираю на слове «подготовлены» в противоположность чрезмерно распространенному в современном обществе понятию о форме, случайно развившейся путем повторных импульсов. Без сомнения, верно, что внешний вид и свойства камней, цветов, птиц, животных и людей находятся в неразрывной связи с условиями, среди которых им приходится существовать; но метод этой связи бесконечно разнообразен; далеко не случайный, он кажется странным, иногда ужасно произвольным; но ни камень, ни цветок, ни животное, ни человек не могут постичь смысла этого произвола или понять, почему Творец создал так.

183. Возьмем простейший из примеров, который для вас как художников может быть также одним из самых важных. Определено, что позвоночные животные могут иметь не более четырех ног, и что если им нужно летать, то передние ноги должны становиться крыльями; большее же число членов, выходящих из позвоночного столба, законом не допускается. Может ли какой-либо закон быть задуман более