работягой. На деле он и раньше нанимал Кэнди на работу — запарную и грязную, словом, такую, на какую и следует брать негров, но Кэнди оказался нерасторопен, почти открыто ленив, и в конце концов Сонни чуть не отказал ему в обещанной зарплате. Пусть два доллара — и те отработать нужно, а Кэнди своей работой едва ли что-то в принципе заслуживал; по правде говоря, у Сонни сложилось впечатление, что на старости лет Кэнди стал задирать нос и всерьез полагать, что заслуживает жалованья белого человека.

Но негр, хоть и был лентяем, кое-что смыслил хотя бы в слонах. Когда Кэнди сказал ему, что слон для Сонни — все равно что тотем, Сонни спросил, с чего ему это пришло в голову. Кэнди ответил:

— Вы — человек большой, слон тоже большой, и вы оба упрямые и мудрые, как старый Мафусаил. Да и с женщинами у вас полный порядок — как у самца-слона, так ведь? Не солгите Кэнди, отвечая, — Кэнди знает, что оно так.

Да, так оно и было. И единственный способ, которым Кэнди мог об этом узнать, — через духовную связь человека и тотема. И Сонни уверовал, что старый черный парень знает, о чем говорит, а не просто слова на ветер бросает.

Несмотря на то что женщинам Сонни нравился, он никогда этой фортуной не злоупотреблял — было бы не по-божески ему, проповеднику, злоупотреблять подобным. Кто-то другой, даже в серьезном церковном сане — возможно; а он, Сонни — никогда. Сонни знал, что правильно, а что — нет.

Однако на ум тут же пришла Луиза. Если Господь счел нужным даровать ему такое обаяние, как же вышло, что он связал свою жизнь именно с ней? Что у Господа было на уме? В душе Луиза была милой порядочной христианкой, но с лица — не женщина, а какой-то самосвал. Вот над кем резец Божий трудился не в полную меру.

Он не мог вспомнить, что именно привлекло его в ней с самого начала. Он даже зашел так далеко, что стал рассматривать их старые фотографии вместе, чтобы увидеть, не стала ли она постепенно уродливой. Но нет, она всегда была такой. В конце концов ему пришлось списать свой выбор на то, что в те дни он был пьяницей и грешником. Но теперь, отвратившись от зеленого змия, волею Божией протрезвев и получив немного денег (пусть их оставалось все меньше), Сонни мог видеть ее такой, какая она была.

Толстой и уродливой.

Иллюзий он, стало быть, не питал. Но Луиза ему нравилась, Сонни это знал. В ней было что-то на редкость праведное. Благоразумное и ветхозаветное. Но как бы было славно, если бы Бог потрудился над ее обликом покропотливее. У соседа вон жена-красавица. Сонни казалось, что мужчина вроде него, коему предписаны великие дела на духовной ниве, должен ходить с женой, чей облик притягивает взгляды, а не заставляет прятать глаза в ужасе. С такой женой, что помогала бы мужу далеко пойти.

Впрочем, нельзя было отрицать, что Луиза оказала ему большую помощь. Женившись на ней, он получил в распоряжение кое-какие деньги, но большая их часть ушла на покупку дома и переделку его в церковь. Деньги достались от страховой компании, и теперь, когда они практически подошли к концу, Сонни не мог отделаться от мысли, что ушлые страховщики Луизу просто кинули.

По его мнению, ради женщины, чей первый муж был забит до смерти диким сумасшедшим, которого выпустили из психушки, с чего-то посчитав полностью безопасным для общества, можно было не скупиться и обеспечить вдову до конца дней и ее собственных, и того мужчины, за которого она вышла замуж во второй раз. Особенно — мужчины, у которого, скажем, проблемы со спиной и который больше не мог найти постоянную работу.

Тем не менее, и с тем, что было, они обошлись неплохо. Ни один пенни, как казалось Сонни, не пропал даром: земля, дом, церковь, четыре сотни Библий в красных обложках из кожзаменителя и прочие мелочи — всего не упомнить. Ну, может, те семь тысяч наклеек на бампер с надписью «Иисус рулит» не стоили того — определенно нужно было проверить, что клей нанесен на каждую, иначе за что люди стали бы выкладывать четыре с половиной доллара? Не за простую же бумажку, которую ни на бампер, ни на заднее стекло не наклеишь.

Ну и ладно, когда берешься за какое-то масштабное дело, от промахов никуда не деться. Даже если твое дело — крайне праведное, прославляющее Бога и Святого Духа, и Иисуса, Сына Божьего.

Но все шло не так, как надо, по крайней мере до тех пор, пока он не начал посещать слона. Теперь у него был какой-никакой наставник. Благодаря слону Сонни верил, что все его чаяния окупятся и через бессловесную тварь Божью он узрит великий план своего будущего. И когда последняя пелена спадет с его глаз, все тарелки для пожертвований (раздобытые на свалке автомобильные колпаки, их заменяющие, если быть до конца честным) наполнятся до краев.

Кэнди вернулся с электрическим обогревателем, удлинителем и брезентом. В одном заднем кармане у него был бумажный пакет, в другом — губная гармошка. Он бросил взгляд в сторону ворот — на тот случай, если Буч впервые в жизни решит вернуться пораньше.

Но Буч на горизонте не маячил.

Кэнди улыбнулся и открыл калитку стойла.

— Ну вот, мастер Сонни, готовы уладить дела Божьи и слоновьи?

Сонни ухватился за брезент и натянул его на голову, а Кэнди, войдя в стойло, отыскал четыре места на заборе у самой земли, где можно было закрепить края. Он набросил покров на старого слона, поскрипывающего старой шкурой, чуть покачивающего головой из стороны в сторону и вращающего заскорузлыми и подслеповатыми глазами.

— Просто сиди спокойно, мастер Большой Зверь, — сказал Кэнди, — и никого не топчи и не дави, все мы тогда будем счастливы.