Ну и, стоит сказать, у них действительно было кое-что общее. Ведь Лемешев мог и вовсе не стать никаким олимпийским чемпионом. В том самом 1972 году на чемпионате СССР Лемешев расслабился и даже не попал в призеры. Но после предолимпийского тренировочного сбора все-таки был внесен в олимпийскую заявку. Причиной тому была его феноменальная реакция. Как показали проведенные тесты, такой скорости рефлексов, как у него, не было выявлено больше ни у одного из боксеров-участников сборных команд Советского Союза. Только равняться на Славу по этой части точно не стоило. Да и самому Лемешеву тоже не могло все время везти. Теперь Слава, если мне не изменяет память, пролетал как фанера над Парижем мимо состава сборной на следующую Олимпиаду. Уступил место Толе Климанову и Руфату Рискиеву. Закономерно, так что утверждение, что талант не пропьешь очень даже спорно. Такие неудачи крепко подкосили Славу. Вот как раз в тот период, на почве такого стресса он и начал злоупотреблять алкоголем, после чего ни о каком возвращении в «высшую лигу», конечно, не могло идти и речи.

Видимо, в одной из таких спортивно-алкогольных компаний они с Бабушкиным и познакомились. Денис тоже не попал сейчас в число отобранных для турнира бойцов, как будто повторяя судьбу своего товарища. Но все-таки перед ним еще оставался выбор. И мне показалось, что и он сам это понял.

Наконец, пацаны, толпившиеся возле Лемешева, начали расходиться. Бабушкин и Слава обнялись, как старые приятели, о чем-то поговорили, но на приглашение отлучиться Денис ответил твердым отказом. Честно говоря, я был удивлен, что Лемешев говорит об этом так открыто.

— Пойдем накатим, — чуть ли не во весь голос произнес он, сжимая в объятиях Бабушкина. — У меня тут заныкано недалеко.

— Да нет, ты чего, — отмахнулся Денис. — Какое «накатим», у меня сейчас взвешивание, а потом я в запасных буду сидеть.

— Ну так в запасных же, а не на ринг пойдешь, — не сдавался Лемешев. — А то ты не знаешь. Скорее всего, весь турнир там и просидишь, какая разница. За встречу, а? — он изобразил знаменитый жест кулаком с разогнутыми мизинцем и большим пальцем

— Извини, но не пойду, — Бабушкин наконец высвободился из его объятий, и по его лицу можно было понять, что это общение не приносило ему никакого удовольствия. — Я из-за таких вот «за встречу» уже на турнир не допущен, чтоб ты знал. И не хочу, чтобы так продолжалось и дальше.

— Ну и чего? — искренне удивился Лемешев. — Это дело житейское. Сам знаешь — сегодня не допущен, завтра допущен, потом опять нет. А потом, это же конкуренция! Они чувствуют, что ты сильнее, чем остальные бойцы, и боятся тебя выдвигать! А то, если сразу станет видно, что остальным рядом с тобой делать нечего, то зачем их тогда содержать? Обычная история для лидера. Так что не бери в голову! Пойдем, говорю, я там и закусочки приготовил!

— Я сказал — не пойду, значит, не пойду, — уже немного раздраженно ответил Денис. И, увидев изумленное лицо своего собутыльника, добавил: — Знаешь, я тут подумал над этим и решил, что спорт для меня все-таки важнее. Поэтому я вообще решил завязать с этим делом. С концами, все.

«Ну надо же», — отметил про себя я. «Неужели задумался? В общем-то, сейчас действительно самое время завязывать — потом уже будет слишком поздно».

Бабушкин отошел от Славы и вернулся в свою очередь. А бывший чемпион так и остался стоять с удивленным лицом. Ему было невдомек, как это так — собутыльник, никогда не отказывавшийся «раздавить» бутылочку-другую под хорошую закуску и душевные разговоры ни о чем, вдруг ни с того ни с сего отказывается выпить. Ему-то самому, конечно, казалось, что выпивку вполне можно совмещать со спортом и все его неудачи не имеют к ней никакого отношения.

— Во даёт, — хмыкнул Лемешев, провожая взглядом Бабушкина.

Вообще, с Лемешевым я был когда-то знаком, можно сказать, заочно. В 1980 году он был назначен тренером в группу советских войск, дислоцированную в ГДР.

Там он продолжал заниматься спаррингами со своими подопечными… зря. После возвращения из Германии он уже никогда не возвращался к спорту, получив инвалидность. Грустная и горькая судьба когда-то прославленного спортсмена.

Но пока что он стоял недалеко от меня — еще молодой, популярный, не до конца потративший свое здоровье. Я решил не упускать такого шанса и поговорить с ним.

— Доброго дня! Меня зовут Михаил, — я с удовольствием пожал руку чемпиона. — Я давно наблюдаю за вашими боями и хотел вас кое о чем спросить.

— Пожалуйста, — как и большинству знаменитостей, чей звездный час уже позади, Лемешеву льстило любое внимание к его персоне и былым заслугам. — Что ты хочешь узнать?

— Меня так восхищает этот ваш удар, — заговорил я, — ну вот этот, когда вы правой ударной рукой убираете руку соперника от подбородка, и тут же, мгновенно, этой же правой рукой его бьете коротким. Научите меня?

Я старался говорить как можно более увлеченно. Честно говоря, помимо искреннего интереса, был у меня еще и другой умысел. Мне хотелось отвлечь его от выпивки — хотя бы один раз, хотя бы только на сегодняшний день. Все мы помним теорию о том, что каждое наше действие, пусть даже самое незначительное, кардинальным образом изменяет ход событий, так почему бы не попробовать эту теорию в действии?

Лемешев внезапно выпрямился, и на мгновение мне показалось, что у этого человека нет и не было никаких проблем со здоровьем. Передо мной стоял прославленный спортсмен, чемпион, кумир молодых боксеров, по праву гордящийся своими достижениями. Уж не знаю, мои ли слова так на него подействовали, или на контрасте с поведением Бабушкина его собственное поведение показалось ему неправильным, но в этот момент, как мне показалось, у него немного изменились даже черты лица.

Так или иначе, Слава с готовностью продемонстрировал упомянутый удар не только мне, но и всем пацанам, столпившимся вокруг нас. Он с готовностью встал в стойку и разобрал весь прием в деталях, да еще с несколькими вариантами реакции противника. Каждое свое движение чемпион сопровождал подробным объяснением того, что, как и для чего нужно делать. Честно говоря, у меня возникло ощущение, что Лемешев дорвался до внимания к себе и