«Ну же, ублюдки, отваливайте». — Думал я про себя, впившись глазами в их спины, желая силой воли заставить их повернуться и уйти, не заметив меня.

Как ни в чем не бывало, через цепь иракцев проехал автомобиль, водитель которого маневрировал таким образом, чтобы осветить вáди по всей длине. Путь к отступлению теперь был просто отрезан.

Затем оба солдата вернулись к своим товарищам, даже не взглянув на меня, уверенные в том, что никто не воспользуется сухим руслом, чтобы напасть на них снова этой ночью.

В голове у меня все крутилось, я пытался разработать план действий, чтобы выбраться из этого щекотливого положения с целыми и невредимыми яйцами. Удивительно, но, оценивая ситуацию и свои шансы на выживание, я чувствовал себя очень спокойно.

Первым делом мне нужно было уйти от света фар автомобиля, который определенно фокусировал внимание солдат прямо передо мной. Извиваясь, как гусеница, я начал отползать в противоположном направлении, прижимаясь к невысокой стенке вала, чтобы спастись от смерти. Мне потребовалось больше часа, чтобы продвинуться на 20 с лишним метров и выйти из-под слепящего света фар.

С этого момента я начал ползти вдоль вала немного быстрее, пока не наткнулся на первое препятствие: еще один вал, перпендикулярный тому, вдоль которого я двигался. Перебраться через него означало бы выставить себя солдатам наверху, а такая возможность мне не нравилась. Изменив положение так, чтобы теперь растянуться рядом с новым валом, я поднял над ним правую руку и, используя ее как рычаг, медленно втащил оставшуюся часть тела наверх. Оказавшись там, я быстро перекинул ногу, а затем как можно тише перекатился на дальнюю сторону. Закончив процедуру, я затаил дыхание, ожидая, не заметил ли кто-нибудь. К счастью, иракцы наверху были вполне счастливы дождаться рассвета, который теперь стремительно приближался.

Я позволил себе взглянуть на подсвеченный циферблат своих дайверских часов. «Вот дерьмо! — Подумал я про себя, — у меня осталось чуть больше 80 минут до того, как ночь превратится в день».

Перевалившись на новое поле, я лишился прикрытия в виде вала и, соответственно, продолжил ползти на восток со скоростью, которая, как я надеялся, не привлечет внимания. С поля, на котором я находился, открывался неограниченный обзор местности, мне удалось разглядеть, что иракцы оборудовали свою оборонительную линию параллельно небольшой дороге, несомненно, ведущей к мосту неподалеку. В ста с лишним метрах к востоку от моей нынешней позиции были установлены две большие военные палатки, которые, как я предполагал, должны были служить командным пунктом для этих войск.

О движении на юг, запад или восток не могло быть и речи; вариант пробраться через разрозненные позиции в двадцати с лишним метрах к северу тоже не слишком привлекал, но мне нужно было принимать решение. Я отчаянно осматривал местность, ища хоть какую-то отсрочку, хоть какой-то путь к спасению, и наконец моя сосредоточенность была вознаграждена. Небольшое изменение рельефа местности в 30 метрах от меня подсказало, что здесь, возможно, проходит небольшая канава или вал, идущий с севера на юг, разделявшие две иракские позиции. Это было не так уж много, но и других вариантов не было.

Настолько быстро, насколько я осмелился, мне удалось добраться до участка пересеченной местности и, к своему удивлению и огромному облегчению, обнаружил, что это была дренажная канава глубиной около полуметра — идеальный вариант. Не теряя времени, я проскользнул в нее и сразу почувствовал себя в безопасности. Они никак не могли увидеть, как я сюда заползаю. Единственная причина для беспокойства заключалась в том, что дно канавы было выложено гравием, и мне нужно было быть осторожным с шумом, который могли вызвать мои движения.

Кому-то другому такой образ действий мог показаться самоубийством, невозможным безумием — ползти навстречу врагу, пытаясь проскочить мимо него. При других обстоятельствах я, возможно, и согласился бы, но сейчас мне было уже все равно. Мне нужно было действовать, и это был мой выбор. Медленными, контролируемыми, извивающимися, как гусеница, движениями я начал бесшумно пробираться вперед, прижимая лицо к земле так, чтобы не допустить ни малейшего отблеска света от него.

Все мое естество было сосредоточено на этом единственном действии: я все ближе подбирался к вражеским позициям и относительной свободе, которая, как я надеялся, ждала меня на другой стороне. Я убедил себя в этом: как только мне удастся пройти эту оборонительную линию, я буду дома, а до границы останется всего пара километров. Именно эта цель и заставляла меня идти вперед.

Я находился в пяти метрах от ближайших иракцев, когда моя отчаянная попытка обрести свободу была окончательно пресечена, и самое ужасное было в том, что я чувствовал себя совершенно беспомощным, чтобы это предотвратить.

Из одного из окопов вылез иракский солдат и подошел к канаве. Затем он спрыгнул в нее и начал идти вдоль нее, болтая при этом со всеми своими товарищами, вероятно, чтобы они его не подстрелили. Осознание того, что должно было произойти, пришло ко мне в тот момент, когда он впервые ступил в траншею.

Лежа там и не имея ничего, чем можно было бы защититься, кроме ножа, я был уверен, что мое время вышло. Нас всех проинструктировали, что иракцы не будут брать пленных, и в моей голове промелькнули рассказы о солдатах САС, чьи отрезанные головы вывешивали на пиках во время кампании в Дофаре. Почти как в замедленной съемке я начал подниматься на ноги, крепко сжимая нож в правой руке, готовясь броситься на приближавшегося ко мне солдата, но это уже был жест отчаяния.

Он заметил мое движение примерно с двух метров и в испуге отпрыгнул назад. Сжимая в руках АК-47, солдат бешено закричал своим товарищам, одновременно разряжая оружие в мою сторону. Двое его друзей присоединились к нему, сделав то же самое несколько секунд спустя. Это был конец пути.

ЧАСТЬ II

ЗОВ ОРУЖИЯ

ГЛАВА 9

Ранние дни

Я родился в районе Грей Линн, в Окленде, Новая Зеландия, второго мая 1964 года. Усыновленный при рождении, я стал первым ребенком в семье британцев-эмигрантов из среднего класса, оба из которых служили офицерами в армии.

После Второй мировой войны в Австралию и Новую Зеландию хлынул поток иммигрантов из Великобритании, и оба моих родителя оказались частью этой волны. Мой отец, уроженец лондонского района Вест-Хэм, эмигрировал в Новую Зеландию сразу после демобилизации. Бывший штурман бомбардировочной авиации, он откликнулся на призыв Королевских ВВС Новой