Старик нелепо дергается, когда Лютый мертвой хваткой вцепляется в его шею. Сдавить ее, свернуть до хруста — единственное желание сейчас.

Прикосновение холодного дула к затылку отрезвляет мгновенно.

— Отпусти его, — приказывает Егор стальным голосом, — Если не хочешь, чтобы такой же ствол приставили к башке твоей дочери.

«Ты следующий, сука», — мысленно обещает Лютый, поднимая на верную псину Корнеева тяжелый немигающий взгляд. Пальцы разжимает и старик сразу же принимается надсадно кашлять.

— Назад сядь. И пока тебе не скажут, не поднимайся, — цедит холодно Егор.

— Не подгавкивай, шваль. Или выслужиться перед хозяином хочется?

Мускул на лице Егора дергается и он кривится, словно от отвращения, но в перепалку не вступает.

— Ты все такой же горячий и несдержанный, Костя. Когда-нибудь твоя запальчивость сыграет с тобой злую шутку, — криво ухмыляется Клим, ощупывая пальцами шею.

— А ты одной ногой в могиле стоишь. А лучше бы не сопротивлялся и давно лег в нее добровольно, — отрезает жестко Лютый.

— С такой прытью неизвестно, кто из нас первый кандидат лечь в гроб, — цедит Корнеев, впиваясь в него взглядом.

— Где моя дочь? Возвращай ее и никому никуда не придется ложиться.

— Что ж, — Клим с преувеличенным вниманием стряхивает несуществующие соринки с рукава пиджака, кладет подбородок на сцепленные в замок руки и с глубокомысленным видом продолжает, — Не будем забывать, что ты все же мой родственник. Поэтому вот какую сделку я тебе предложу, Костя: ты возвращаешь мне Соню с ребенком, снимаешь охрану с Демида, а я отдаю назад тебе Лесю.

— А иначе что?

— Иначе… — тянет Корнеев и пожимает плечами, — иначе моей внучке придется несладко.

— Ты блефуешь. Ты ничего не сделаешь Лесе. Она — продолжение Эллы, ее родная дочь. Не посмеешь, — возражает Лютый, склоняя голову набок.

Брови Клима взлетают вверх, он с крайним удивлением смотрит на Лютого, а затем переводит взгляд в сторону Егора.

— Ты слышал? Косте нужны доказательства серьезности моих слов. Попроси кого-нибудь из парней принести пару маленьких пальчиков. Для начала хватит? — уточняет он сухо.

По скулам Лютого ходят желваки.

— Ты просто конченый человек, Клим, я это всегда знал. Не знал лишь насколько. Я — вот он. Отпусти Лесю и давай разберемся с тобой так, как захочешь. Не прячься за спинами детей.

— Слишком много пустой болтовни, — снова морщится Корнеев, — Я уже сказал, выбирай: возвращай мне свою девку с ребенком.

— Зачем? С какой целью? Ты хотел вытащить меня и со мной разобраться — я, твою мать, перед тобой! — рявкает Костя.

— Ты же в курсе, мне не нравятся прерванные партии. Люблю заканчивать то, что начал.

— То есть ты предлагаешь мне вернуть назад Соню и моего сына, а после смиренно ждать, когда ты их убьешь?

— Ладно, Соню, так и быть, можешь оставить себе, — великодушно отмахивается Клим, — Мне она без надобности. Заодно и ты поразвлекаешься напоследок. Может еще ребенка заделаешь, чтобы количество детей не уменьшалось, даже если кто-то из этих двоих не выживет.

Костяшки пальцев хрустят от силы, с которой сжимает ладонь в кулак Лютый. Он старается сохранять хладнокровие, но оставаться спокойным в ситуации, когда угрожают самому дорогому, способен только робот. Хочется сорваться, впечатать этого урода в стену, чтобы кулак влетел по скуле, в нос, сломал челюсть, раскрошил его самодовольную рожу в мясо. Чтобы не осталось живого места, чтобы кровью своей захлебнулся. Пистолет, направленный на него, даже не самая важная проблема. В конце концов, он и не с такими противниками дело имел. Но Клим припрятал козырь посущественнее, совершенно не стесняясь того, что этот самый козырь — его собственная внучка.

— Я знаю твой горячий норов, — вздергивает в усмешке уголок губ Корнеев, откидываясь на спинку кресла и складывая вместе пальцы, — Но ничего не поделать. Сегодня тебе придется выбрать, кого ты любишь больше — дочь или сына. Кем-то из них придется пожертвовать. Фигурально, конечно. Пока что, — многозначительно добавляет Клим.

— Твой дом оцеплен моими людьми. Если дойдет до конфликта, мы вас задавим.

— Приволок всех своих шавок? И что, ты готов устроить бойню, зная, что где-то здесь спрятана твоя дочь?

— Если нужно, устрою, — качнув головой, подтверждает Лютый, а после хмыкает, — только я надеюсь, что до этого не дойдет. Потому что я тоже припас для тебя кое-какой сюрприз, Клим.

Корнеев вопросительно вздергивает бровь, скептично улыбаясь.

Костя оскаливается в улыбке в ответ и оборачивается к двери. Он жалеет только об одном — что не видит сейчас лица этого урода.

— Привет, Демид, — приветствует Лютый коротко.

Рокотов выглядит не лучшим образом. Бледный, осунувшийся, в привычном черном костюме он походит скорее на привидение, так сильно темный цвет оттеняет беловатого оттенка кожу. Он молча смотрит на Клима и тот, не выдержав, фыркает:

— Серьезно, Лютый? Ты притащил мне своего дружка на блюдечке с голубой каемочкой. Я бы и так добрался до него рано или поздно. И в этом твой сюрприз?

— Нет, дорогой бывший тесть, сюрприз не в этом, — Лютый позволяет себе улыбнуться, наслаждаясь ситуацией в полной мере, — Сюрприз в том, что я знаю, кто он.

— Что за бред? — хмурится Корнеев, переводя взгляды с одного мужчины на другого, — Что ты несешь?

— Я все знаю, Клим. Знаю, что Элла не твоя дочь. Зато Демид всегда был родным сыном. Плохая новость для тебя, — проследив за тем, как на груди Рокотова появляются два красных огонька от лазерных прицелов, Лютый с ухмылкой заканчивает, — что тебе тоже сегодня придется выбирать.