Шрифт:
Закладка:
Артём сканировал глазами помещение – в основном танцующих. Народу набилось прилично, а в тусклом, мигающем свете давно устаревших, немодных «дискоболов» различить кого‑то конкретного оказалось задачкой из разряда высшей математики на грани матанализа. В дымном угаре мелькали полузнакомые лица.
АраГор поднялся, зацепил со стола вискарь, опёрся на металлические «балконные трубы» локтями. Продолжил поиски. У самого уха громко, но удивительно вкрадчиво, перебивая долбёжку и бас трескучих колонок, прозвучал голос Костяна:
– У бара, ровно напротив!
Тёмыч заметил медную кудрявую копну в центре группки просто и не вульгарно одетых девчонок. Они притопывали в такт музыке, перекрикивались, ржали, складываясь пополам. Одна, очень симпатичная, чем‑то напоминающая Лару, сидела на барном стуле, периодически присасывалась к трубочке в высоком стакане и курила. Другие две «ушли вразнос» – пухлая в розовом скакала как лошадь, а блондинка с кубиками на животе и практически мужским бицепсом легко и под овации благодарной, удивлённой публики подвинула бы деревянную гоу-гоу с соседнего шеста.
Аля с Марусей танцевали вдвоём. Их парный танец был виден невооружённым глазом. Девушки двигались в унисон, как два ручейка воды, направляемые лёгким ветром. Молодой человек невольно залюбовался и удивился их непринадлежности этому месту. Всех их.
Из ступора парня вывела тяжёлая тушка Матушкина, навалившаяся сбоку и приобнимающая за плечо свободной от бокала рукой.
– Малыш, ты же будешь мне родной матерью?
– Милый, выражайся яснее.
– Артёмка, полечи боевого товарища малиновым вареньем, или чем там нынче бармены разбавляют? А я тебя, так уж и быть, на «винте» покатаю, – Костя сощурился, улыбнулся и легонько постучал кистью руки, обнимавшей АраГора.
– Затейник! – покачал головой Артём, забирая из кулака подельника пузырёк.
Аля
110
– Маш, этому столику больше не наливать! – тычу в Дусю с систер.
– Ага, а то стойку разнесут! – орёт в ответ подруга.
– Я тоже, по ходу, всё пока! Надо сделать перерыв в возлияниях!
– А чё так? Мы ж нормально поели? По крайне мере, ты – трескала как не в себя!
Издевается Мари! Знает, что в меня влезает условный слон.
– Мне ещё с утра «киборга» соблазнять! Надо очухаться!
– Какие мы правильные, примерные девочки! Блевать хочется! – Машка картинно поднесла ко рту два пальца. Потом резко, даже слишком, выпрямилась. Переменилась в лице. Сощурилась. Ноздри раздуваются. Обиделась? Или правда плохо?
Чувствую что‑то тёплое у себя на правом предплечье. Кто‑то легко сжал и дёрнул за локоть. Оборачиваюсь.
Твою ж налево! Дыши! Аля! Дыши! А то точно дашь придурку в глаз! Чёрт тебя дёрнул проболтаться мудаку, куда мы собираемся в выходные. Идиотка. Но кто ж знал, что этот гад припрётся.
– Алла, какая неожиданная встреча!
Сейчас по роже ему заеду, честное слово.
– Действительно! Нежданчик! Нарочно притащился?!
– Не всё в моей жизни вращается вокруг тебя, знаешь? Вон, друзья выцепили! – показывает куда‑то наискосок. – Мы собирались в «Виз-Ави», а там с бронью не сложилось, сориентировались, переместились сюда! Я вообще в принятии решения не участвовал!
Соврал на голубом глазу? Или правда просто забыл? Да какая разница. Пусть идёт лесом.
– Желаю приятного отдыха! «Друзьям» привет не передаю! Чава‑какава!
Резко развернулась обратно к Машке и, похоже, всё‑таки заехала Артёму по морде, пускай всего лишь волосами.
Подруга изогнула бровь, одобрительно, удивлённо на меня пялится. Поднимает бокал, с уважением наклоняет подбородок.
Матерь Божья! Кто‑то толкает в спину с такой силой, что я сшибаю Марусю, и мы дружно, как костяшки домино, «передаём дальше». Затормозились о крепкого дядьку на соседнем стуле.
Фельдман с гомерическим пьяным хохотом выдавливает: «Извините!» – продолжает истерично ржать. Шампанское у неё в руке равномерно и полностью расплескалось по внешнему радиусу: на мой корсетный топ, на неё, на пол, на столешницу, на мужика и фиг знает куда ещё.
АраГор оказался у меня на спине. Тёплый, не тяжёлый. Дышит в затылок. Не шевелюсь. Не отпихиваю. Не отстраняюсь. Немею от соприкосновения наших тушек? Проклятая телесная память? Секунда – и делаю шаг вперёд. Сразу отпустило. Встаю к нему боком. Говорю:
– От тебя одни проблемы, Тёмыч!
– Вот теперь‑то я чем виноват? Прикрыл вас! Бросился на амбразуру! Затормозил как мог! А ты опять ругаешься? – упёр руки в боки, ехидное, почти обиженное выражение лица. – Давай закажу вам выпить? Раз уж подошёл. И испарюсь, как не было!
– Хрен с тобой, золотая рыбка! Машке закажи! И в туман! – адресую жест дедушки Ленина в ранее указанном направлении мифических «друзей».
Кудрявая сволочь переваливается через стойку, подзывает бармена, вопит нечто неразличимое. Ещё пару минут молча тусуется рядом. Разворачивается, придвигает к нам с Машкой два бокала. Два. Я же сказала, что не буду!
– Девчонки! Хорошо отдохнуть! – прислоняет ко лбу указательный и средний пальцы левой руки, подмигивает и, наконец, начинает протискиваться сквозь веселящийся народ в противоположном от бара направлении.
– Фига! Чё это было? – на автомате отпив из «дарёного коня», сурово возбухает Мари.
– Это было явление недохвоста народу! Ущербно его отрощенная мочалка смотрится, скажи?
– Скажу. Вопрос: что он тут забыл?
Не может успокоиться подруга.
– Нет ответа! Череда случайностей!
– Будешь?
Машка допила залпом своё шампанское и облизывается на предназначавшиеся мне «пузыри».
– Забирай!
Левину увёл в темноту какой‑то симпатичный блондин. Зная Ксю, невинно, но с концами.
Дарья с систер углубились в толпу и пляшут. Нет, не танцуют – натурально пляшут.
Атмосфера праздника исчезла, духота начинает поддавливать. Может, диджей сменился?
Маруся дёргается под музыку с закрытыми глазами. Что‑то не так – обмякла вся, движения конвульсивные. Кричу:
– Ма-а-а-аш, с тобой всё в порядке?
Ноль реакции.
– Ма-а-а-аша-а-а-а!
Безрезультатно. Трясу подругу. Ничего не происходит. Аля, успокойся! Накрыло? Перепила? Ну-ка, ещё разок.
– Мария! Твою дивизию! Эй! Очнись, мать?
Никакого эффекта. Надо ей на воздух. Тяну за руку – не поддаётся. Хватаю за талию. Начинаю подволакивать в сторону зелёной светящейся плашки с надписью «ВЫХОД».
Ещё чуть-чуть, и лестница. Как по ней вскарабкиваться, хрен знает. Но как‑нибудь. Сажаю высоченную, тяжеленную анарексичку (оксюморон, блин) на околотуалетный диван под той самой пресловутой лестницей. Глаза не открывает, периодически дёргается. По щекам похлопываю – ни о чём.
Палец к носу – дышать дышит. Теперь на артерию – пульс есть! Ещё какой!
– Девчонки! Устали отдыхать? Вас расслабить?
Два каких‑то мало отличимых друг от друга бугая выросли из ниоткуда. В обтягивающих футболках, стриженные под скинхедов. Только этого хорошим еврейским девочкам не хватало. Приехали!
– Мальчики, спасибо большое, мы сами. Домой пора. Папа заждался, –
