- Плачу по двойному тарифу до утра, хочу выспаться.

«Снежана» растерянно хлопала накладными ресницами.

- Поменяй постель на свежую, нужен душ, - Игнат устало зевнул. - Да не дрожи ты так... Хотел бы - давно уже... Ещё куплю у тебя телефон с симкой, наверняка бухие забывали. Ляжешь в соседней комнате. И вообще, меня здесь нет, приснился. Поняла?

***

Катран притих. Игрок раскатал на двенадцать «бакинских», и его решили не выпускать. Быки подошли к сукну уверенно, но щёлкнули курки.

«Так даже лучше».

Индейский карман потяжелел на двадцать пять «косых». Сидя в такси, в новом прикиде, беглец ехал на встречу - завершить ещё одно дело.

- Эта волына мне нужна в Америке, - Индеец вынул магазин из ПМ.

- Не такая же, а именно эта. Прикипел. Пусть латиносы завезут с коксом. Свяжусь с тобой оттуда - сориентируешь. Не торгуюсь, но... Если выйдет криво, а я вернусь... Буду сожалеть о том, что не спилена мушка на твоём стволе. Сколько?

Закон разрешает вывозить за границу единовременно не более десяти тысяч кэша. Прогулявшись в местном парке, Игнат избавился от глока и магазинов, забросив их подальше в пруд.

У парковой ограды он стал свидетелем премерзкой сцены: плюгавый ППС-ник уминал древнюю старушку за торговлю семечками. Та причитала и плакала, но мусорок был непреклонен. Ощутив себя глыбой, он даже пнул её нехитрый скарб, разбросав по асфальту холщёвые сумки, складной табурет и мелочь. Отсчитав десять тысяч, Индеец зашёл в банк и поменял оставшееся на рубли.

- Мать, я покупаю у тебя всё, - он протянул зарёванной бабульке пухлый конверт.

Та, шмыгнув носом, пугливо взяла, заглянула внутрь, снова скуксилась, перекрестилась и упала на колени.

- Да не передо мной... Я просто инструмент.

Высыпав мешок семечек возле голубятни, он отправился на паспортный контроль. Индеец бежал. Бежал с легендой гонимого «кровавым путинским режимом»...

ПРОДОЛЖЕНИЕ следует...

Этот русский рок-н-ролл. Часть третья, американская.

Все события вымышлены,

совпадения случайны

Космонавт.

Аэропорт Хельсинки - Вантаа. Финские ворота. Большое табло щёлкнуло, волна, прокатившись по нему сверху вниз, провернула ряды расписания рейсов.

«Вот! Восьмой терминал. Рейс AY15. Хельсинки (Вантаа) - Нью-Йорк (Кеннеди)».

Он даже потянул веко, чтобы лучше видеть (в глазах уже рябило белыми буквами).

«16:55. Впереди уйма времени.»

Развалившись на кресле в дальнем углу зала, Игнат задремал, честно пытаясь поспать. Не получилось. Протёр лицо, зевнул, наткнулся глазом на цветастое пятно (забытый кем-то мега-лакшери журнал).

Ковровый рисунок во всю обложку. Китч! Поп-арт! Почти такой же, зубчатыми ромбами, украшал настенный килим за кроватью маленького мальчика. Мрачно-ворсистый орнамент. Ррраз! Мгновенно в памяти возникло все: недопитый кефир на столе, запах канифоли (батя что-то паял) и огромная муха на потолке. Лето восемьдесят девятого. «Перестроечный» диктор вещал из радиоточки. Модно, дерзко, острословно. А детский мозг взял, да и записал сей спич буквально. Целиком. До точки: «На рубеже шестого и седьмого десятилетий 19-го века, посреди южнорусской степи, возле новопоставленного металлургического завода, Джон Юз - учредитель «Новороссийского общества каменноугольного, железного и рельсового производств» основал рабочий посёлок. Вся авантюра по созданию «общества» крутилась исключительно вокруг необходимости строительства российских железных дорог. Рельсы. Много! Рельсы, рельсы... Не мудрствуя лукаво, рукастый народ окрестил это нагромождение «кают», бараков и «балаганов» - «Юзовкой», ставшей в двадцать четвёртом году двадцатого века городом «Сталин» - каменноугольным сердцем Советской России. Потом, в двадцать девятом, название подредактировали - «Сталино». И, наконец, в шестьдесят первом промышленному гиганту дали новое имя - «Донецк».

Второпях листая «ковровый журнал», Игнат «споткнулся» всё же на одной статейке. «Миражи Аризоны». Лазурное небо, скоблёные лица, пастораль... Отфотошопленный Холбрук манил. Миражи Аризоны...

«Исторический» отель предлагал скромный прайс на проживание.

«Интересно... Если бы в Америке случилась «перестройка», то как бы перекроили этот глянец?»

Наверное так:

«На юге Соединенных Штатов, в Аризоне, белые колонисты основали местечко Холбрук, когда в его окрестностях прокладывали «железку». Назвали «город» в честь главного инженера Атлантической и Тихоокеанской железной дороги Генри Холбрука. Со временем на эти земли «носители света и разума» согнали уцелевших коренных жителей - индейцев, превратив часть каменистой пустыни в резервацию - «округ Навахо». «Столицей» округа, естественно, стал Холбрук. Так этот городишко и дотянул до наших дней с населением в пять тысяч душ и редкими достопримечательностями, одной из которых стала дорога в Национальный парк Петрифайд-Форест. Дорога в «Окаменелый лес...»

Индеец упрямо щурил зрачок, «вникая» в перспективу листа. Полётное beauty-чтиво превращалось в макулатуру девяностых, глянец мутнел, становясь серой шершавой бумагой, офсетная печать - сиротским набором.

«Точно! Именно так! А внизу должна быть реклама... Обязательно! Даже две!»

Свинцовые рамки отпечатались жирно, расталкивая буквы перед «капищем» двух откровений:

«КУПЛЮ ВАУЧЕРЫ ДОРОГО!» и

«Опытный шаман

Энту Даху

лечит по фотографии,

выводит из запоя,

снимает венец безбрачия.

Хэй-я!

Скажи виски - нет, а семье - да!»

«Huomio (внимание)!»

Потолочный динамик объявил о начале регистрации. От этого «хуомио!» Индеец даже вздрогнул.

«Х*ли так-то?! Хуомио...»

Цветастый журнал полетел в корзину, «политический беглец» шагнул к стойке.

«Во всём виноваты поезда. И здесь, и там... Поезда во всём виноваты...»

***

Хоган (восьмиугольное жилище индейцев навахо) схоронился за шипастыми сагуаро в двух милях от асфальта. Аризона... Терракотовая глухомань ревниво стерегла хайратого человека в лоскутном пончо. Ожидая брата, тот уселся в проёме открытой двери, поджав ноги.

Кукурузная трубка шипела, а кожаные бусы и фенечки трепетали на сквозняке, пока губы держали «особый» дым в лёгких. Затем карие зрачки заволокла слеза, хайратый затряс головой и выдохнул, сдерживая кашель...

Два брата-близнеца, Нижони и Ашкий, родились в резервации округа Навахо почти сорок лет назад. Детство восьмидесятых обернулось для погодок настоящим испытанием: кто прав, кто виноват, стычки, ссоры, кто круче, наконец! Разные вкусы, разные фильмы, разные книги и друзья, конечно, тоже разные! Тихоня Ашкий - витал в облаках, упрямый Нижони - карабкался вверх. Дышали воздухом одной