Связи, девочки! Для вас это, может, и не так важно, а для меня — да. Лев Толстой был своим в высшем обществе Российской империи, и он знал, о чём говорил в своём романе. Человек со связями силён и влиятелен, человек без связей — никто, даже если он богат и знатен.

— Какие неожиданные выводы ты делаешь, погляди-ка, — произносит Вера.

— М-да, вроде все читали, и на тебе, — присоединяется Люда. — Никогда бы не подумала.

— А ты дальше не думаешь через курс перескакивать? — Вера озабочивается другим животрепещущим вопросом.

— Не, слишком хлопотно, — мотаю головой. — Мне, кстати, ещё лабораторные надо пропахать. Ещё со своей старой группой. Там у меня хвост остался в осеннем семестре.

Забавно получилось. За второй семестр лабы сданы, а за первый — нет. И уговорить Довганина поставить зачёт на халяву — абсолютно безнадёжный вариант. Не человек — кремень.

Отдохнув после обеда, закрепляем пройденный материал.

— Ничего сложного, девочки. Даже художественные книги надо так читать. Внимательно следить за извивами сюжета, понимать мотивы главных героев и важных персонажей. И уметь затем пересказать книгу. Связно, понятно, интересно.

Девочки покоряются, делая вид измученных вконец.

— Помните, что летом на пляже Софья отколола? Удачную шуточку ведь можно развернуть в целую методику…

По мере того, как развиваю тему, девочек всё больше разбирает смех, и они смело бросаются повторно разбирать тему ядерных сечений.

— Смотрите, девочки, что я нашёл! — кричу с торжествующим восторгом. — Какие страшные термины и жуткие уравнения! Формула Брейта-Вигнера, даже ни разу не слышал о такой!

Девочки сначала сами глядят с ужасом, а когда объясняю, что это нужно в рамках методики Софьи, которую тут же окрещиваю софистикой, опять начинают хихикать.

Залез глубоко вперёд, да мы с самого начала туда влезли. И в этом вижу большой смысл. Когда преподы дойдут до того материала, он будет давно знаком, и мы дозреем до глубоких вопросов. Если уж сами не разберёмся. А пока учимся связно разговаривать на эти темы. Мотивацию только что придумал.

Вечером с Куваевым ныряем на сайт, где бескомпромиссно бьются «моглики» и «немоглики», как они друг друга называют. Они — это ценители грандиозного американского достижения и упёртые «фомы неверующие», увлечённо придирающиеся к каждой мелочи.

— Хиви НАСА опять вывернулись… — Санёк чуть ли не с ненавистью стучит по клавишам.

— К длинным техническим выкладкам легко придраться, — замечаю с философским спокойствием. — В математических — легко ошибиться.

Обсуждаем попытку одного скептика доказать невозможность работы американского двигателя с заявленными ТТХ. Узкие места есть, например, считается, что достичь параметров, требуемых для работы двигателя, ни один никелевый сплав не способен. Но практически доказать это невозможно.

— К тому же, — продолжаю мысль вслух, — длинные сложные выкладки никого не убедят, кроме узких специалистов. Остальные просто отмахнутся.

14 сентября, воскресенье, время 17:05.

Москва, полицейский участок по Гагаринскому району.

Время после завтрака почти не помню. В девятом часу утра неожиданно пробивает — мной завладевает мой собственный искин. Собственно, не сопротивлялся, ни к чему, он для того так долго и выращивался, чтобы работать.

К девочкам не пошёл, надоедливые вопросы Шакурова игнорировал. Когда он попробовал дёрнуть за рукав, посмотрел на него так, не знаю как, но он отшатнулся, и больше я его не слышал.

Что съел на обед и обедал ли вообще, не то что не помню, а как-то всё равно. Меня накрыла и увлекла в интеллектуальное астральное пространство призрачная возможность расследования загадки, которую подсунул мне хитрый Рожков в своё время. Две загадки по цене одной, решаются одним методом, как уже понял.

Мои знания, превысив некий уровень, сформировали это мысленное пространство. Искин создал себе среду обитания, можно и так сказать. И он не забыл о тех коварных задачках, пугающих одной своей простотой.

И где это я оказался? Обстановка вокруг настолько изменилась, что с сожалением и трудом отнимаю у искина управление всеми ресурсами организма. Неподвластна ему только служба контроля окружающего пространства. Во всех измерениях. Сигнал, как говорят в некоторых службах, не самого насыщенного красного цвета, сигнализирующего об опасности высшего уровня, а всего лишь жёлтого. Этот цвет тоже требует обязательной реакции, её отсутствие запросто может довести до красного. Как говорится, танки надо давить, пока они чайники.

— Эй, ты меня слышишь? — крепкая мужская рука щёлкает пальцами перед лицом.

Наверное, из-за этого пришлось покинуть моё уютное эфирное пространство, заполненное теориями, формулами и нитями связей между ними. Сидящий за столом хозяин крепкой руки слишком близко поднёс её к моему лицу. Потенциальная угроза. Немного отодвигаю лицо, кое-как фокусирую взгляд на мужчине. Дальше легче.

За столом сидит капитан полиции, возрастом под сорок лет. По крайней мере, выглядит так. Усталое и чем-то недовольное лицо, тёмно-русые волосы коротко подстрижены. Телосложение крепкое, но видно, что не завсегдатай спортзала.

— Слышу. Вы кто? — оглядываюсь, самый характерный элемент — зарешечённые окна. — И где я?

— Проснулся? — саркастически спрашивает капитан. — Я уже представлялся, но я не гордый. Могу и ещё раз. Оперуполномоченный капитан Дорохин Сергей Матвеевич. Находишься в отделении полиции Гагаринского района. И до сих пор не представился. Ты кто и откуда?

Мой взгляд замечает студенческий билет на столе капитана. Кстати, а где телефон? Охлопываю карманы. Пусто. Портмоне тоже нет.

— Всё изъято под опись, — сухо информирует капитан. — Итак, представьтесь, молодой человек.

— А это у вас не мой студенческий на столе лежит?

— Откуда я знаю, твой или не твой? Назовись, тогда и узнаем.

Резон есть в его словах, признаю. Чисто теоретически студенческий может и не моим оказаться.

— Если там написано «Виктор Александрович Колчин, студент МГУ, второй курс ФКИ», то это мой билет.

Формально пока числюсь на втором курсе. Деканат ещё не придумал, как меня оформить на курс старше.

— Сильно ты вляпался, Колчин Виктор Александрович, — капитан повертел в руках студенческий и снова бросил его на стол.

В таких случаях детективные графоманы пишут сакраментальную фразу: «ни один мускул не дрогнул на его лице». То бишь на моём. Иначе говоря, никакого впечатления его слова на меня не производят. Чуть подумав, делаю вопросительное лицо.

— Ты подростков избил, — огорчённо вздыхает. — Понимаешь, что тебе грозит за избиение несовершеннолетних? Нет, где-то я тебя понимаю, — вздыхает почти сочувственно. — Они постоянно напрашиваются, ведут себя нагло, одно слово