она умело перевязала мои ребра полосами своего порванного алого плаща. Я морщился при каждом рывке, бормоча о том, как унизительно быть перевязанным вещью из женского гардероба. В ответ я проверил ее ногу. Вроде перелома нет. Я на всякий случай обмотал ее лодыжку, заслужив неохотное «спасибо», подозрительно похожее на рычание. Ох уж и вредная девчонка.

Устав, мы заворожённо разглядывали пляски пламени в печи. День был тяжелый. Эса расстелила одеяла на единственной кровати.

— Смотри, не перепутай меня с Миленой, — с угрозой передала она мне и легла под ворох одеял.

Я решил не отвечать. Устал. Слабость организма настораживала. Нужно отдохнуть. Подкинув дров в огонь, я лег в кровать. Я придвинулся спиной к спине Эсы. Так теплее. Поначалу она, как мне кажется, напряглась. Но потом мы, уставшие от дневных приключений, уснули.

Мне снились странные сны. Они были яркими, наполненными соленым привкусом океана и манящим смехом русалок. Я находился на песчаном вечернем берегу. Чуть вдалеке были красивые хвостатые создания. Их переливающиеся чешуйки мерцали в лунном свете.

Одна из них решительно направилась в мою сторону. Передо мной явилось существо потрясающей красоты. У нее были длинные распущенные волосы, а бирюзовый хвост блестел при каждом движении. Она улыбнулась и прикоснулась к моей руке. Ее прикосновения охлаждали и успокаивали мою кожу.

— Ну, здравствуй, — сказала она, ее голос напоминал звон ракушек.

Я потерял дар речи, мог только смотреть.

— Не волнуйся, — усмехнулась она, подплывая ближе, — я не кусаюсь, если только ты этого не хочешь.

— Кто ты? — прошептал я.

Она наклонилась, ее губы коснулись моего уха. Но я не услышал того, что она сказала. Меня бросило в жар.

Я был очарован ею. Она отвернулась и взмахнула хвостом. Русалка позвала за собой. Я вошел в прохладную воду, а смех ее подруг-русалок эхом разносился вокруг меня. Волны сомкнулись надо мной и на мгновение я запаниковал. Но затем почувствовал прикосновение той самой русалки к своей ладони, ее прикосновение успокаивало.

Она повела меня глубже, в мир ярких коралловых рифов и мерцающих рыб. Мы танцевали среди водорослей, наши тела двигались в совершенной гармонии. Я ощутил чувство свободы, которое никогда не знал.

Наши тела переплелись.

Этот сон был потрясающим.

Где-то в глубине подсознания я знал, что буду возвращаться в этот сон. Возвращаться на этот берег ночь за ночью, надеясь еще раз увидеть прекрасную русалку, которая показала мне этот дивный мир.

Я проснулся резко, рывком. Я задыхался, был дезориентирован и весь в поту. Сверху на меня смотрела пара обеспокоенных голубых глаз.

— Ты метался, — сказала Эса, ее голос был пронизан нежностью, — говорил о русалках.

Мне кажется я даже покраснел, вспомнив чувственные подробности сна.

Губы Эстрид изогнулись в странной улыбке.

Надеюсь, я ничем не выдал подробности своего сна.

— Я, наверное, был в бреду, — усмехнувшись, заметил я, — спасибо, что позаботилась обо мне, Эстрид.

— Кто-то должен был, — ответила она, заправляя выбившуюся прядь волос мне за ухо.

Интересный прилив нежности. Возможно, мне следует чаще получать травмы, чтобы видеть в тебе заботливую подругу, а не ворчливого солдафона. Последнее я видимо произнес вслух, так как девушка рассмеялась. Смех Эстрид был мягким и чем-то похож на смех русалок из сна.

Я непроизвольно рассмеялся странной ассоциации и этот звук превратился в болезненный кашель. Эстрид обеспокоено нахмурилась.

Кажется, я заболел. Отлично, только этого не хватало. Через час я уже дрожал, несмотря на огонь. Мой кашель эхом разнесся по маленькой хижине, а кожа горела лихорадкой. Эстрид накинула на меня все доступные одеяла, создав кокон тепла. Это не сильно помогало.

Обессилев, мои глаза закрылись от изнеможения. К сожалению, мне больше не снились те сны про русалок. Видимо, организм решил дать отдохнуть не только телу, но и сознанию.

* * *

Я пролежал пластом неделю. Охотничий домик превратился в комнату для больных. Я лежал в поту под горой мехов, с бледным и осунувшимся лицом. Лихорадка овладела меня, отняв у меня последние силы. Отвары и припарки мало утешали, и бесконечные дни тянулись один за другим, отмеченные лишь меняющимся светом, проникающим через окно. К счастью Эд контролировал процесс лечения. А Эса кудахтала вокруг меня словно наседка.

Военачальники приходили и уходили с выражением беспокойства на лицах. Они говорили приглушенным голосом, обсуждая вопросы военной кампании. Но их слова терялись для меня. Я то приходил в сознание, то терял его. Ему снились поля сражений и ревущие пожары, строгий взгляд отца Гостомысла и нежное прикосновение руки матери Руяны. А однажды вообще приснилось, будто в мою постель прокралась Эстрид и согревала меня своим телом. Я бредил.

Однажды утром он проснулся от ворчания Эда.

— Ей-богу, Ларс, ты похож на ощипанную курицу.

На моем лице расплылась улыбка, хотя она и была слабой.

— Метик, — прохрипел я.

— Ты наконец-то готов воссоединиться с живыми? Армия начинает беспокоиться, и я боюсь, что они просто ради забавы возьмут на штык ближайшее государство.

— Я… сильнее. Лихорадка спала.

— Хорошо, — сказал Эд, хлопая меня по плечу, возможно, слишком сердечно.

Тяжелейшая простуда внесла свои коррективы в мой поход.

После того, как Метик ушел, ко мне ввалилась Эса. Она держала в руках поднос с вкусно пахнущей едой. Мой желудок протяжно завыл от счастья под смех киевской княжны.

— Я слышу, как твой живот требует пожрать, — хмыкнула девушка.

— Он предатель, — улыбаясь буркнул я.

Эстрид разложила еду на стол, который придвинули к кровати. Пламя в печи хорошо грело небольшую хижину. Я выбрался из кучи одеял и улегся поудобнее.

— Слишком горячее, — фыркнула Эса на мой требовательный взгляд.

Она взяла миску с бульоном и стала его остужать. Она дула на поверхность супа и мешала его деревянной ложкой. Напомнило детство.

Запах куриного бульона с травами и легким чесночным ароматом приятно щекотал ноздри.

Воительница скосила глаза в мою сторону и снова фыркнула.

— У тебя уши сейчас треснут, — бросила она.

— С чего бы?

— Улыбаешься так, что челюсть не выдержит, треснут уши.

— Это я тренируюсь, чтобы больше еды влезло, — невозмутимо ответил я.

Эса закатила глаза на мое замечание, а потом остановилась. Кивнув своим мыслям, она начала есть мой бульон. Опешив от ее наглости, я первое время даже потерял дар речи. Эта лиса успела съесть половину моей миски, пока я сообразил захлопнуть рот и рвануть