Шрифт:
Закладка:
- Марлин. Пожалуйста. Уходи. Пожалуйста – в механическом лающем голосе слышалось яростное нетерпение. Все еще невидимый взору Вертинский с огромным трудом сдерживал себя. Протяжно застонала труба и Марлин разом представилось как на трубе смыкается сминающая ее металлическая рука.
Марлин снова опустила лицо, она никак не могла собраться с мыслями.
- Просто расторгни с ним контракт – лязгнул голос искалеченного мстителя и нетерпения в нем стало еще больше.
- Я не могу, Нортис – ровно ответила девушка, с трудом сдерживаясь от того, чтобы не сделать шаг назад – Я могу оставить опекаемого только в полицейском участке, официально отказавшись от договора, вернув средства и уйдя, убедившись, что он под защитой офицеров полиции. Иначе какой смысл нанимать телохранителя, если он может оставить тебя в любой момент и уйти, бросив на верную смерть? Верно?
- Уходи, Марлин! – бешеный вопль показал, что Нортис не желает слушать логические спокойные пояснения – Уходи! Уходи! Уходи-и-и-и!
Хриплый механический вдох, стон очередной трубы, топоток крысиных ножек, несколько секунд напряженной тишины.
- Пусть он расторгнет контракт – эти слова доказали, что калека действительно пытается избежать столкновения с Марлин.
Снова тишина. Внешне бесстрастная девушка занята тем, что воссоздает в голове картину пройденного и еще только предстоящего им пути. В первую очередь она телохранитель и обязана спасти своего подопечного – кем бы он не был. Разве только брат Джорджи на самом деле расторгнет контракт, на что имеет полное право как наниматель. Но потребуется сделать видеозапись. И на ней наниматель должен выглядеть веселым, спокойным и находиться в оживленном людном месте – желательно все в том же полицейском участке. Учитывая их местонахождение и заливающегося слезами монаха…
- Я хочу жить… - тихий задушенный писк донесся от скорченного на полу плачущего мужчины. Утирая слезы ладонями, пряча лицо, смотря только на пол, но избегая поднимать взор на стоящую над ним девушку, брат Джорджи повторил – Я хочу жить… я… я искупаю свою вину! Уже десять лет я делаю все, чтобы искупить свою вину! Я не насиловал! Я не убивал! Я… я только держал ее ногу… прижимал к полу. Зачем твой отец полез в драку?! Зачем?! Ведь он видел – они все под тяжелым кайфом, им на все плевать! О Господи… все десять лет, каждый божий день, каждое утро и каждый вечер я читаю молитвы по несчастной семье Вертинских! Почти все мои деньги я трачу на помощь обездоленным! Вся моя жизнь посвящена их спасению! Да – я слаб! Да – я трус! Но я стараюсь все исправить! Вся моя жизнь легла на исправление одного проступка! – писк перешедший в горестный вой резко оборвался, сменился шмыганьем забитого соплями носа, а затем снова послышались те же слова – Я хочу жить…
- Нортис – голос Марлин дрожал. Не от страха. От обуревающих ее эмоций – Просто уйди. Я даю тебе слово – прямо сейчас я оттащу его в полицию. Оттащу силой. Сдам самому надежному из знакомых мне копов. Поверь – он заставит этого… человека повторить свое признание, назвать соучастников, подписать каждый лист, указать пальцем на каждого. А затем суд. Они все получат заслуженные сроки или смертный приговор. Полиция сделает свое дело!
В ответ донесся двойной смех. Хрипящий лающий смех животного доносился из-за труб. И захлебывающийся хохот исходил из разинутого рта брата Джорджи, упавшего обессиленно навзничь и смотрящего в потолок.
- Ду-у-у-ура… - выдохнул сипло монах, раскидывая руки – Ду-у-у-ура…
- Суда не будет. Признания не будет. Надежного копа не будет. Все твои знакомые отступятся от тебя, стоит им узнать кто замешан – Нортис собирал все остатки здравомыслия, пытаясь дать ответ, который наконец-то заставит Марлин уйти – Ты не понимаешь! Те, кто сделал это с моей семьей и со мной – дети очень серьезных отцов. Да, Джорджи?
Дрожащий монах не ответил. Это сделала Марлин, знающая многое о своем спутнике, с кем она делила дорогу уже несколько раз.
- Его отец – хороший техник из третьего сектора. Уже на пенсии. Джорджи очень поздний ребенок.
- Я всегда был среди них как червь среди жуков – едва слышно произнес монах – Я был таким трусом... А мне так хотелось быть крутым… и девчонки… на таких как я они даже не смотрели. Зато на вечеринках, после того как Басс и остальные делали свой выбор, мне всегда перепадали остатки – самые пьяные и уродливые девки, хихикающие и пишущие сообщения пока я делал свое дело. Или они просто спали… о проклятье… я просто хотел получить от жизни хоть что-то… и вот чего я достиг… Нортис, прости меня… прости! Я просто испугался! Я побоялся пойти против них! Они бы и меня швырнули следом за тобой! Они всегда были конченными психами – особенно под дозой! – и никогда никого не боялись! С таким-то отцом как у Басса – ведь он сын самого бога! Сын бога Астероид-Сити! Басс всего-то поплакался папочке и тот живо все исправил! Будто и не было той плачущей девочки… Господи… прости меня, ибо грешен я…
- Нортис – сделала последнюю попытку Марлин – Давай решим эту проблему правильно. Пожалуйста, не торопись.
- Уходи, Марлин. Это последнее предупреждение. Или я убью и тебя – неожиданно ровный и спокойный механический голос дал многое понять. Время переговоров закончилось. Рука Марлин сама собой упала на рукоять игольника. Сработал ее инстинкт.
- Нортис…
Ответа не было.
- Нортис!
В ответ тишина…
Время переговоров окончилось…
И железный лес труб доказал это незамедлительно. Многие «стволы» внезапно завибрировали, издали резкие ревущие звуки. Другие исторгли облака пара. Еще несколько наоборот – затихли. И случившееся разом изменило звуковую «картину». Марлин словно заблудилась в звуках. А затем и в запахах – ибо пространство вокруг заполонила невыносимая вонь. Где-то открылся люк и на пол изливался поток жижи исторгнутой из больных чрев жителей двенадцатого сектора – тех из них, кто еще пользовался туалетами, а не справлял нужду в любом темном уголке.
Сбросив чужой рюкзак, Марлин вытащила из собственной сумки небольшой сверток, за мгновение
