Они часто останавливались, монах склонялся над очередным закутанным в вонючие тряпки телом, проверял жив ли бедолага. Если да – тот получал саморазогревающуюся чашку питательного концентрата насыщенного витаминами и минералами. А порой и укол сильного антибиотика. Если требовалось – монах перевязывал раны, вскрывал нарывы и отрубал почерневшие пальцы ног и рук, молча отрезал носы или часть губ, вынужденно уродуя человека навсегда. Крысы… они часто кусали обитателей темных коридоров за выступающие части тела. За самые пахучие части тела. Тех же укусов в пах не счесть. И крысиные клыки всегда несли с собой инфекцию. Без должного медицинского ухода заражение почти неизбежно. Быстрей всего остановка заканчивалась если встретившийся на их пути бродяга был мертв. Тогда ему просто прикрывали глаза, читали короткую молитву, сбрасывали на сервер муниципальной службы координаты трупы, надеясь, что останки заберут в утилизатор и что это случится до того, как бедолагу растащат по косточкам крысы. Костей тут много… белеют и желтеют под решетками, пылятся в углах, все сплошь покрыты сеткой дыр и царапин от крысиных клыков – изнемогающие от голода грызуны пытались выскрести из мертвой сухой кости хоть что-нибудь питательное.

Они шли весь день. Несмотря на неплохую физическую форму и силу веры брат Джорджи устал. Он пытался скрыть это. Но с каждым пройденным десятком шагов его дыхание становилось все тяжелее, а цвет лица все более нездоровым. В прошлые разы он был куда выносливее. С легкостью выдерживал долгий пеший переход, неся на спине немалый вес. Сейчас все иначе. Возраст? Нет. Монаху еще далеко до той возрастной черты, после которой организм начнет медленно «затухать», готовясь к старости. Нет. Дело в алкоголе. Он пил только воду и суррогатный кофе, но обоняние Марлин ему не обмануть. При их встрече она сразу уловила едва заметный, но почему-то очень тяжелый запах алкоголя шедший не изо рта Джорджи и не от одежды, что бы была хорошо выстирана. Запах исходил от его кожи. И чем больше монах двигался, чем сильнее потел – тем больше от него пахло алкоголем. Он явно скрывал свою слабость. Наверняка пил только дома, в одиночку, слепо глядя на мерцающий экран и напиваясь до состояния тяжелого отупения, после чего отрубался прямо на диване. Утром же принимал душ, чистил зубы, полоскал рот и принимал нейтрализаторы алкоголя. Расчесывался и шел спасать грешные души. Может это и не так. Но Марлин почему-то видела именно эту картину в своем воображении. Ей хотелось задать вопрос, узнать все ли в порядке. Но она сумела сохранить нейтралитет и профессиональную отстраненность. Пока что. Но впереди еще много дней совместного путешествия. Может она и не сдержится…

Очередной день пути. Еще одна часть странного великого круга пройдена. Помощь оказана паре десятков изгоев. Еще по шести прочитана поминальная молитва – хотя от четырех остались лишь обглоданные кости. Крысы всегда успевают первыми.

Пройти осталось не больше полумили. И там, за конденсатосборными установками и тройной стеной труб расположено очередной лагерь бродяг и мутантов. До них уже наверняка донеслись сообщения о приближающемся святом добром человеке брате Джорджи. Их с огромным нетерпением ждут все без исключения. Больные получат лекарства, голодных немного подкормят, детям возможно перепадут какие-нибудь грошовые игрушки купленные монахом мелким оптом. Мечущиеся в страданиях духовных получат утешение и ободрение, что послужат им опорой. Марлин знала – так и будет. Так всегда было раньше. Осталось пройти совсем немного.

Но девушка не позволила себе расслабиться. Она осталась собранной и внимательной. Они шли через лес вертикальных старых труб уходящих к потолку и там расползающихся во все стороны. Странные звуки гуляли в этом искусственном уродливом лесу – несущиеся по трубам потоки газа и жидкости едва слышно пели на разные лады. Их голоса сливались воедино в печальный и несколько потусторонний призрачный хор. Легкое металлическое позвякивание добавляло ритм. В воздухе кружились чешуйки краски, падали капли воды, хлюпали под ногами лужи, мелькали между труб крысы. Чуть-чуть воображения – и может показаться что ты в настоящем живом лесу пораженным странной болезнью.

Сделав очередной шаг Марлин замерла, подавшись вперед и схватив монаха за плечо. Удивленно визгнув двигателем замер и колесный АКДУ.

Запах… ее особое обоняние уловило запах. Знакомый запах, уже «слышанный» ею раньше. Запах крови и живой плоти, металла и медикаментов. Это запах уже имелся в ее мысленном хранилище. К нему добавилось что-то новое, но в целом запах тот же. Девушка позволила ранее приглушенным обонятельным рецепторам чуть «раскрыться». Марлин принюхалась, с шумом вдохнув воздух неестественно расширившимися и ставшими чем-то похожими на звериные ноздрями. Да, она не ошиблась…

- Нортис – уверенно произнесла она, наполняя поющий металлический лес эхом своего голоса – Нортис Вертинский… я чую твой запах, мальчик.

Дальше случилось неожиданное. Вздрогнув как от яростного укуса крысы, побелевший за один миг обернувшийся монах уставился на нее расширенными глазами, его губы тряслись так сильно, что это казалось неумелой театральной игрой. Послышалось сдавленное блеяние, глухой прерывистый стон исходящий казалось не изо рта, а прямо из души.

Легкий и неестественный топоток позади них. Оглянувшись, Марлин увидела двух крупных крыс застывших в странной неподвижности. Запах объяснил все – металл, гниющая плоть, графитная смазка. Крысы киборги. Точно такие же совсем недавно жестоко прикончили несколько рядовых «нулей». А после этого погиб Клык, причем, как поговаривали, ему тоже досталась нелегкая смерть.

- Марлин – лязгающий и хрипящий голос никак не могущий принадлежать подростку донесся из-за трубных колонн слева. Рев падающей в трубах воды немного приглушил голос, но каждое слово дублировалось динамиком одной из крыс стоящей за их спинами.

- Нортис – уже с полной уверенностью повторила Марлин – Что случилось? Мы с тобой разве что-то не поделили? Ты остался недоволен моей работой?

- О-о-он… - выдавил с натугой монах, дрожащей рукой доставая из кармана плоскую фляжку – О-о-он…

Ноги подогнулись, брат Джорджи завалился на спину, затих в полусидячем положении, опираясь спиной о рюкзак.

- Марлин. Пожалуйста. Уходи. Я не хочу вредить тебе. Ты хороший человек.

- Да какого черта? – взорвалась девушка.

- Ты охраняешь того, кто помогал насиловать мою мать и убивать мою семью. Уходи, Марлин. Пожалуйста.

Заставшая во внезапном шоке Марлин уставилась на монаха. Давай же, святой человек, опровергни это страшное обвинение. Давай, брат Джорджи…

Но он молчал.

Приложившись к фляжке и делая глоток