Шрифт:
Закладка:
Снег прекратился, погода прояснилась, ветер стих. Турлох поневоле держался береговой линии, избегая рифов, о которые, казалось, снова и снова разобьется его судно. Он работал без устали с румпелем, парусом и веслом. Ни один человек из тысячи мореплавателей не смог бы достичь этого, но Турлох смог. Он не нуждался во сне; управляя кораблем, он ел из тех грубых припасов, которыми снабдил его рыбак. К тому времени, когда он увидел Малин-Хед, погода чудесным образом успокоилась. На море все еще было неспокойно, но шторм утих до резкого бриза, который гнал маленькую лодку вприпрыжку. Дни и ночи слились друг с другом; Турлох двигался на восток. Однажды он пристал к берегу за пресной водой и чтобы урвать несколько часов сна.
Управляя кораблем, он думал о последних словах рыбака: “Почему ты должен рисковать своей жизнью ради клана, который назначил цену за твою голову?”
Турлох пожал плечами. Кровь была гуще воды. Сам факт того, что его люди выгнали его умирать, как загнанного волка на вересковых пустошах, не менял того факта, что они были его народом. Маленькая Мойра, дочь Муртага на Килбаха, не имела к этому никакого отношения. Он помнил ее – он играл с ней, когда был мальчиком, а она младенцем – он помнил глубокую серость ее глаз и глянцевый блеск ее черных волос, белизну ее кожи. Даже ребенком она была удивительно красива – да ведь она и сейчас была всего лишь ребенком, потому что он, Турлох, был молод и был на много лет старше ее. Теперь она мчалась на север, чтобы стать невольной невестой норвежского грабителя. Торфель Прекрасный – Красивый – Турлох поклялся богами, которые не знали Креста. Красный туман заволок его глаза, так что бушующее море вокруг него окрасилось в багровый цвет. Ирландская девушка, пленница в руках скандинавского пирата – жестоким рывком Турлох повернул нос корабля прямо в открытое море. В его глазах был оттенок безумия.
Это длинный спуск от Малин-Хед до Хелни прямо через пенящиеся волны, как и выбрал Турлох. Он направлялся к небольшому острову, который лежал вместе со многими другими маленькими островами между Маллом и Гебридскими островами. Современному моряку с картами и компасом было бы трудно найти его. У Турлоха не было ни того, ни другого. Он плавал, повинуясь инстинкту и знанию. Он знал эти моря, как человек знает свой дом. Он плавал по ним как налетчик и мститель, а однажды он плавал по ним как пленник, привязанный к палубе датского корабля-дракона. И он шел по красному следу. Дым, поднимающийся с мысов, плавающие обломки крушения, обугленные бревна свидетельствовали о том, что Торфель опустошал окрестности. Турлох зарычал от дикого удовлетворения; он был близко позади викинга, несмотря на большое отставание. Ибо Торфель по пути сжигал и грабил берега, а путь Турлоха был подобен полету стрелы.
Он был все еще далеко от Хелни, когда заметил небольшой остров немного в стороне от своего курса. Он знал его издревле как необитаемый, но там он мог добыть пресную воду. И он направился к нему. Так назывался Остров Мечей, никто не знал почему. И когда он приблизился к пляжу, он увидел зрелище, которое правильно истолковал. Две лодки были вытащены на пологий берег. Одна была грубо сколоченной, чем-то похожей на ту, что была у Турлоха, но значительно больше. Другая была длинным низким судном – несомненно, викингов. Оба были покинуты. Турлох прислушивался, не раздастся ли лязг оружия, боевой клич, но царила тишина. Рыбаки, подумал он, с шотландских островов; их заметила какая-то банда бродяг на корабле или на каком-то другом острове, и их преследовали на длинной гребной лодке. Но он был уверен, что погоня оказалась более долгой, чем они ожидали; иначе они не пустились бы в путь в открытой лодке. Но, охваченные жаждой убийства, опустошители последовали бы за своей добычей через сотню миль бурной воды, в открытой лодке, если это было необходимо.
Турлох причалил к берегу, перебросил камень, служивший якорем, и выпрыгнул на берег с топором наготове. Затем на берегу, на небольшом расстоянии, он увидел странное скопление красных фигур. Несколько быстрых шагов привели его лицом к лицу с тайной. Пятнадцать рыжебородых датчан лежали в собственной крови неровным кругом. Ни один не дышал. Внутри этого круга, вперемешку с телами их убийц, лежали другие люди, таких Турлох никогда не видел. Они были невысокого роста и очень смуглые; их неподвижные мертвые глаза были самыми черными, какие Турлох когда-либо видел. На них были скудные доспехи, и их негнущиеся руки все еще сжимали сломанные мечи и кинжалы. Тут и там валялись стрелы, разбившиеся вдребезги о доспехи датчан, и Турлох с удивлением заметил, что многие из них были с кремневыми наконечниками.
“Это был жестокий бой”, - пробормотал он. “Да, это была редкая закалка меча. Кто эти люди? На всех островах я никогда раньше не видел ничего подобного. Семеро – это все? Где их товарищи, которые помогли им убить этих датчан?”
От кровавого пятна не вели никакие следы. Лоб Турлоха потемнел.
“Это были все – семеро против пятнадцати – и все же убийцы умерли вместе с убитыми. Что это за люди, которые убивают вдвое большее число викингов? Они маленькие люди – их доспехи убоги. И все же... ”
Другая мысль поразила его. Почему незнакомцы не разбежались и не спрятались в лесах? Он полагал, что знает ответ. Там, в самом центре безмолвного круга, лежала странная вещь. Статуя, сделанная из какого-то темного вещества и имеющая форму человека. Около пяти футов в длину – или в высоту – она была вырезана в подобии живой статуи, что заставило Турлоха вздрогнуть. Наполовину поверх нее лежал труп древнего человека, изрубленный почти до неузнаваемости. Одна худая рука была обхвачена вокруг фигуры; другая была вытянута, кисть сжимая кремневый кинжал, который был вложен в ножны по рукоять в груди датчанина. Турлох отметил ужасные раны, которые обезобразили всех темных людей. Их было трудно убить – они сражались до тех пор, пока их буквально не разрубили на куски, и, умирая, они несли смерть своим убийцам. Глаза Турлоха показали ему так много. На мертвых лицах темных незнакомцев было ужасное отчаяние. Он отметил, что их мертвые руки все еще были заперты в
