Dans la mer – «в море». Bonne femme – «хорошая женщина».

Нет, не думаю, что мне полагается хоть как-то понимать по-креольски. Я не должна знать этих слов.

Позвякивание наручников на ремне инспектора. Он закуривает сигарету, затягивается, стряхивает пепел прямо на тиковый настил.

Кто «хорошая женщина»? Я или та, что dans la mer?

– Я понимаю, это тяжело, малышка. – Адам притягивает меня ближе, отечески кладет мне руку на колено. – Но можешь рассказать нам, где выпала Айрис? Где ее искать?

Мне и не надо изображать какую-то реакцию. У меня вырываются судорожные всхлипывания, и я едва могу говорить сквозь тяжесть в груди.

– Это было неделю назад… больше… в тысяче миль отсюда! – вскрикиваю я. – Я проснулась, и ее уже не было! Я искала! Искала день за днем. Искала до тех пор, пока не кончилось топливо. Искала, пока не кончилась вода!

У инспектора полиции есть еще вопросы. Он выпаливает их мне на английском и креольском. Адам переводит. Другие мужчины молча вышагивают взад-вперед по палубе под жарким солнцем. «Вирсавия» содрогается под тяжелыми подошвами их высоких ботинок. Целая толпа их курит на носу, по очереди оборачиваясь на меня из клубов дыма.

До сих пор я соврала лишь в одном, но это единственная часть, которая не вызывает у инспектора никаких вопросов. Все остальное подвергается сомнению. Наверное, я и впрямь выгляжу обманщицей с плохо состряпанной историей, ведь я так многого не знаю. В какой день недели исчезла моя сестра? Да я и понятия не имею, какой сегодня-то день! Инспектор устраивает целое представление из того, что в тот момент я спала, словно мне следовало не смыкать глаз на всем пути через Индийский океан. Мне, беременной женщине!

– Давайте проверим вахтенный журнал, – предлагает Адам и движется в сторону рубки.

– Да! – кричу я. С излишним энтузиазмом. Знаю, что вахтенный журнал подтвердит мою историю. Вчера вечером я потрудилась выбросить все свои сумасшедшие заметки, даже бумагу под ними – на случай, если на ней остались выдавленные следы, оставленные моей ручкой. Фуражку с надписью «Шкипер» тоже зашвырнула за борт, дабы иметь свободу выбора, пусть даже тогда была решительно настроена не откалывать этот номер. Но теперь нужно окончательно убедиться, что возле рубки случайно не завалялось каких-нибудь клочков бумаги. Все ли я выбросила за борт, что требовалось? Встаю, и у меня подкашиваются ноги. Адам кидается обратно ко мне, подхватывает меня на руки. Прижимаюсь лицом к его воротничку, его мягкой хлопковой рубашке. Прикрываю глаза и глубоко вдыхаю.

– Моя жена беременна, сэр, – укоризненно говорит он. – Она только что прошла через суровое испытание. Айрис – это ее сестра-близнец. Нам с вами и не представить, что ей пришлось вынести. Она должна сейчас чувствовать так, словно у нее вырвали душу.

Адам продолжает по-креольски, но полицейский инспектор перебивает его:

– Я и сам близнец.

Адам осекается. Я вздрагиваю. Чувствую, что этот человек видит меня насквозь. Он явно не западет на всю эту фигню про мистическую связь между двойняшками.

– Отведите свою жену в тень, – велит инспектор. – Мы ведь не хотим, чтобы наша свидетельница рухнула в обморок? Принесите ей воды.

– Здесь нет воды, – лепечу я. – Ни капельки не осталось.

Позволяю своим ногам завихляться, когда Адам помогает мне перешагнуть через низенький брандерщит перед входом в рубку. В каком это смысле «свидетельница»?

Инспектор проталкивается в салон, и я вижу, как он дергает вверх-вниз рукоятку крана на камбузе, вертит ее из стороны в сторону; все без толку. Исчезает в санузле – несомненно, чтобы попробовать кран и там.

И вот теперь он топает обратно на палубу, задев меня плечом, выкрикивает какие-то приказы на креольском. Вид у него сердитый, на лице хмурая сосредоточенность. Остальные мужчины тянутся на корму, где пришвартован катер. «Вирсавия» кренится под их немалым весом.

– Мы отвезем вас на берег, миссис Ромен! – рявкает инспектор.

Встаю. Вот и всё. Он что-то заметил в санузле – и все понял.

– Погоди, – бросает мне Адам. И обращается к инспектору по-креольски.

Не могу понять, что вообще происходит. Я даже не уловила, как этого полицейского звать, и просто не могу представить, зачем он притащил на борт десять или двенадцать человек. Это обычная абордажная команда таможни или они явились за мной? Не могу прочитать флюиды, протянувшиеся между инспектором и Адамом. Они, похоже, затеяли нечто вроде соревнования, кто кого переглядит, но совершенно непонятно, закончится оно улыбками или мордобоем.

Инспектор моргает первым. Опять подходит к нам и протягивает руку.

– Миссис Ромен, – произносит он. – Итак, вы искали свою сестру, пока у вас не кончилась вода. Это просто чудо, что вы остались в живых! Вам следует позаботиться о себе и своем ребенке. Интеррогасьон, – он произносит английское слово «допрос» на французский манер, – может подождать. Для начала мы доставим вас в больницу.

– Нет! – кричу я.

Даже близко не допущу до себя врача, пока не расскажу Адаму всю правду про ребенка! Все до единого – Адам, инспектор, люди на боковой палубе – поворачивают головы и таращатся на меня.

– Пожалуйста, мне всего лишь нужно попить и поесть! Я практически ничего не ела с тех пор, как это произошло, но я не хочу как-то задерживать ваше расследование. Будьте добры, возьмите вахтенный журнал на берег. Там записаны наши координаты, когда она исчезла.

Я уже почти научилась. Не называй никаких имен. Говори просто «она». Изъясняйся туманно, словно тебе невыносима сама мысль об этом. Будто ты не можешь припомнить. Пусть увидят, как ты путаешься и запинаешься.

Мужчины в форме один за другим спускаются в катер. Пока мы ждем на жарком солнце, инспектор раскрывает вахтенный журнал. Переворачивает страницу за страницей, исписанные аккуратным почерком Айрис с обратным наклоном – красноватые чернильные строчки чуть смазаны движущейся слева направо левой рукой. Ее последняя запись – в восемнадцать ноль-ноль двадцать восьмого марта. Точная и беспристрастная, широта и долгота указаны до трех цифр после запятой. «Движение под мотором строго на зюйд для пересечения экваториальной зоны. Ветер переменчивый, шквалистый. Ход шесть узлов. Море неспокойное».

А следующая страница уже заполнена каракулями какой-то психбольной. Снятые с экрана GPS координаты нацарапаны вкривь и вкось, почти нечитаемы, перемазаны засохшей кровью. Поверх грубо набросанной схемы района начиркана решетка поиска, усеянная кривыми стрелочками. Никто не узнал бы в этих закорючках почерк любой из близнецов.

Инспектор захлопывает журнал и ведет меня на боковую палубу. Катер болтается у нас под бортом довольно низко, но даже при всей моей слабости и жажде я могла бы вмиг спрыгнуть вниз. Но все-таки опираюсь на твердое плечо Адама – он хватает меня за левую руку, инспектор за правую, и оба осторожно опускают меня, словно куколку, прямо в протянутые снизу мускулистые руки. И вот я уже посреди моря мужчин – старательно пыхтя, они держат меня на весу, пока покачивающийся катер бьется о борт «Вирсавии».