хлеба и сала. Он радовался, что у жены появился паспорт и она направляется к своим. Но внутренний голос шептал: «А вдруг ее убьют на передовой, у самой цели трудного и опасного пути?»

Однако трагедия разыгралась дома, пока Кихтенко пытался обменять вещи на продукты.

В пятый полицейский участок накануне вечером примчался оберштурмфюрер Граф и приказал прочесать район. На рассвете полицейских подняли по тревоге. Прыщеватый парень с острым носом появился в квар-тире Кихтенко. Лия Наумовна подала паспорт. Но он отвел ее руку и наставил карабин.

Так в одном платье и привел в полицию.

На третий день появился Шведов. Ирина Максимовна встретила его плачем и рассказала о беде. Кихтенко сидел на табуретке со склоненной головой, подбородок почти касался груди, руки опущены, будто чугунные.

— Александр Данилович... Саша,— непроизвольно вырвалось у Шведова.

Кихтенко хрипло проговорил:

— Если бы я был дома, такого бы не случилось. Выкупил бы.— Он поднял голову.— Или застрелил бы его, как собаку.

— Что с ней? Где она сейчас?

— Знакомая девчонка-переводчица в участке сказала, что жену из гестапо вывезли в Днепропетровск.

— Послушай, Данилыч. Теперь я не оставлю тебя в покое. Нужно обезопаситься... Ты хотел застрелить полицая — из чего?

— У меня есть наган.

— Немедленно спрячь или отдай мне. Если найдут — крышка тебе. А ты нам нужен.

— Кому — вам? — спросил Кихтенко все так же хрипло и безразлично.

— Неужели ты еще ничего не понял? Я ведь немецкие паспорта не делаю. И фронт перейти нужно было не только для спасения твоей жены.

— Постой,— спохватился Александр Данилович.— Так ты не окруженец?

— Это не имеет значения.

— Ладно,— сказал Кихтенко и пошел в другую комнату. Возвратясь, протянул Шведову наган.— На, возьми.

Александр Антонович не ошибся: Кихтенко вызывали в полицию. Допрашивал начальник участка:

— Ты почему нигде не работаешь?

— Не «тыкай», мы вместе свиней не пасли.

— А ну цыц, благородие гнилое! Ты почему не взялся на учет?

— Я не коммунист.

— Брешешь! Я тебя знаю. Немедленно возьмись на учет. А ну всыпьте ему,— приказал Евтюшин двум полицаям.

Те завели Кихтенко в соседнюю комнату, положили на скамью, задрали рубаху и стали избивать резиновыми шлангами. Александр Данилович напрягся, но боль от этого только усилилась... Расслабил мышцы, попробовал считать удары, но вскоре потерял сознание. Его облили водой и повели к заместителю начальника полиции.

— Поступай на работу, срок — неделя,— сказал он. Кихтенко передал разговор в полиции Шведову.

— Придется, Данилыч,— согласился тот.— От немцев нужно скрываться у самих же немцев. На железной дороге нет нашего человека. Пойдешь на станцию Бальфуровку. Постарайся устроиться кондуктором поезда.

 Выполняя задание

 1

Андрей Андреевич Вербоноль тщательно скрывал от семьи участие в подпольной работе. Никого из товарищей не приводил к себе. Домашним говорил о коммерческих делах и поездках в села. Мол, только с этой целью заводит знакомства с немцами и нужными ему людьми. Выдавал за своего напарника-коммерсанта Емельяна Феоктистовича Гринько. С ним он сошелся через его жену Галину Яковлевну. Эту маленькую худенькую женщину Вербонолю представили перед самой оккупацией города.

— У нее конспиративная квартира,— сказал капитан Шумко.

Заявка сделана, соучастник есть — нужно было играть роль коммерсантов и снова идти к Фрицу Энгелю.

Андрей Андреевич постучал в двери дощатого коридорчика. Хозяйка квартиры предупредила его:

— Выпил с утра. Стреляет.

Вербоноль вошел в комнату шофера. Фриц полулежал на кровати и целился из пистолета в какие-то фотографии на противоположной стене.

— О, камрад Андре! — воскликнул он.— Смотри! Энгель выстрелил. Рядом с фотографией появилась дырочка, посыпалась штукатурка. Вербоноль засмеялся. Вытащил из кармана пачку марок, положил на стол и прикрыл рукою.

— Слушай, Фриц, ты уже убедился, что я человек дела. Хорошая работа — хорошие деньги,— сказал он.

— Что надо, Андре?

— Поехать в село. Коммерция. Купить пшеницы, масла, сала. В городе продать. Вот,— проговорил Андрей Андреевич, поднимая руку над ассигнациями.— Половина тебе за машину, половина — на продукты.

— Зачем тратить на продукты? Я деньги положу в карман. Смотри,— сказал Энгель и вытащил кожаный бумажник.— Папир какой! Я беру на складе бензин и солидол. Такой товар дороже золота. Гут!

— Тебе бургомистром быть,—отозвался Вербоноль и похлопал Энгеля по плечу.

— К дьяволу! Кто бы тогда в деревню ехал, а? — спросил он и засмеялся.

В Запорожскую область на родину Борисова поехали Вербоноль, Алексей Иванович и Энгель. Подпольщики взяли отпечатанные на ротаторе листовки о разгроме немцев под Москвой. Чибисов принес их накануне вечером. Андрей Андреевич подмигнул и, довольный, проговорил:

— Добро, Леня. Значит, контора заработала...

Из дальней поездки возвратились с пшеницей, картофелем, подсолнечным маслом и салом. Часть продуктов за немецкие марки продали Харламовой, которая открыла кафе недалеко от дома Борисова, часть разде-лили между семьями подпольщиков и спрятали в тайнике — понадобятся спасенным военнопленным.

По рекомендации Мужика Вербоноль встретился с Василием Саблиным и Даниилом Быльченко. Договорились о совместных действиях и о связнике — им будет Емельян Гринько.

План освобождения пленных обсуждали на квартире Борисова. Разместить первую группу спасенных взялся Шведов. Он дал адреса родственников жены.

Перед боевой операцией Андрею Андреевичу пришлось расстаться с бородой и усами. Посмотрел в зеркало и не узнал себя: лет на десять помолодел.

К лагерю поехали на машине Энгеля — дал ее за полсотни марок. В кузов забрался Чибисов. За рулем в форме немецкого солдата сидел Вербоноль, рядом — в шинели офицера — Сергей. Он пришел к Андрею Андреевичу месяц спустя после оккупации города. Назвал пароль и передал привет от Шумко.

— По первому зову я к вашим услугам,— сказал он.— Действия самостоятельные. Но приказано держаться вас.