коме и с тем, кто пребывал в алкогольном сне. И то и другое было неприятным. Но я никогда не использовал ее на мертвеце. Ну, все когда-то случается впервые. Я понимал, что время работает против меня. С каждой минутой сознание почившего сворачивалось пружиной, превращаясь в светящуюся точку. Скоро и она потухнет, погружая во тьму все, что было важно для человека. Но торопиться было нельзя. Даже опасно.

Я прошелся по комнате, снял пиджак и положил его на перевернутое кресло. Затем несколько раз махнул руками, словно собирался делать зарядку. Мне нужно было освободить свое сознание от мыслей. Не допускать страхов, отогнать сомнения, очистить себя от любой даже совершенно неважной информации, которая может смешаться с чужой и не позволит мне различить границу между моими мыслями и теми, которые я возьму взаймы. Стрелки на моих часах вдруг стали тикать слишком громко. Мне пришлось к ним прислушаться и заставить сердце биться реже. Чтобы в какой-то момент понять — тончайшая стрелка дергается на циферблате в одном ритме с шумом крови в моих ушах.

Я подошел к человеку, глубоко вздохнул и закрыл веки. Сначала перед глазами возникло темно-красное марево. Знаю, что видел собственные веки. Но я заставил себя забыть о том, как видеть реальность. Мне нужно было забыть обо всем, раствориться, перестать быть собой. Когда меня накрыло бархатной тьмой, я активировал способность. Мгновение ничего не происходило. Я оставался в темноте. Но спустя несколько ударов сердца ото лба умершего к моей ладони потянулись яркие крохотные искорки, которые впитывались в кожу. Они проникли в мои нервы, высветлив нити, тянущиеся вдоль кровеносных сосудов. А потом медленно, словно нехотя потекли наверх — к голове. Я знал, что скоро меня согнет от боли. Все еще помнил об этом и успел подумать, что стоило бы забыть, прежде, чем начинать ритуал.

Лоб как будто обернул раскаленный металлический обруч, и я стиснул зубы, чтобы не закричать. В этом был минус работы с мертвыми, которые даже после смерти не желали, чтобы им влезали в мозг. С живыми дело обстояло легче. Достаточно было уговорить человека «открыться» для вмешательства. С мертвецами же все было по-другому. Приходилось грубо «взламывать» защиту, чтобы скопировать информацию.

В ушах зашептали сотни чужих голосов. Некоторые произносили отдельные, неразличимые слова, другие резко выкрикивали целые предложения. И каждый сказанный звук вбивался в мозг тупым ржавым гвоздем. Перед глазами заплясали разноцветные искры. Но я удерживал пальцы у лба мертвеца. Хотя и удавалось мне это с трудом. Потому, что для того, чтобы все прошло по плану, нужно было концентрироваться и контролировать силу, которая утекала из меня тонким ручейком. Если поток силы ослабнет, то ритуал прервется, и тогда вся работа пойдет насмарку. Если же я буду вливать много энергии, то мозги жертвы попросту «перегорят», и при вскрытии, анатом увидит в черепной коробке не самое приятное зрелище.

Наконец, голоса стали слабеть, пока не истончились до комариного писка. А потом и вовсе пропали. Я с облегчением оборвал связь с мертвецом, сворачивая способность. Мои ладони дрожали. Дыхание срывалось и легкие горели, будто я только что пробежал марафон. Спина взмокла и стало зябко от сквозняка, который пробирался в комнаты через приоткрытую балконную дверь. Пространство перед глазами опасно накренилось и я с трудом заставил себя не потерять сознание. Не хватало еще позорно растянуться на полу. Еще чего доброго можно удариться виском о край ванной и отключиться не просто надолго, а навсегда. Сейчас сил во мне было не так много, как хотелось.

Я утер выступившую на лбу испарину. Поспешно активировал «всплеск силы», чтобы прийти в себя. По венам пронеслась вскипающая энергия и я тряхнул головой, собираясь с мыслями.

В глотке появилось ощущение жара и на языке ощущался противный металлический привкус. Я обернулся, взглянул в зеркало, вмонтированное в дверцу висевшего на стене шкафчика.

— Только этого не хватало, — пробормотал я и вернулся в комнату, чтобы вынуть из кармана пиджака платок.

Наскоро промокнул красное, стекающее из носа на губу.

Голова кружилась от выгорания. Меня повело, и я осторожно присел на край разломанного дивана, чтобы не свалиться. Взгляд упал на циферблат часов, и я вновь сконцентрировался на звуке секундной стрелки. Только теперь мне было нужно, чтобы сердце билось чуть быстрее. Пришлось напрячься, чтобы заставить пульс стать чаще.

Я задумался о вновь открывшихся обстоятельствах.

Скорее всего, квартиру для Земскова сняли наниматели. Уж очень быстро наемники прознали про адрес, где парень прятался. Либо за Антоном следили, проверяя, как он себя поведет перед преступлением. Однако мой утопший товарищ мог догадывался о слежке. Я был уверен, что перед убийством Федора Михайловича Столыпина, у Антона была паранойя. Товарищ по учебе даже перед экзаменами всегда очень сильно нервничал. Он часто проверял взял ли он телефон, закрыл ли молнию на сумке, не оставил ли бумажник на столике в кафе. Убеждаясь в том, что все сделано как надо Антон успокаивался. Полагаю, что скорое совершение тяжкого преступления напрягало его куда больше простых экзаменов. К тому же мой приятель не был глуп. И вряд ли спрятал предмет в месте, где обитал последние дни жизни. Значит, в квартире нужной вещи я скорее всего не найду.

Я замер, догадываясь, что сейчас и начнется пресловутое слияние мыслей, которые наконец синхронизировались с моим сознанием. И не ошибся.

В голове вдруг одна за другой начали появляться «чужие» мысли, которые мигом оборвали мои ленивые размышления.

Сперва, это были обрывки слов и фраз, которые было не разобрать, но постепенно, украденные воспоминания начали приобретать смысл, встраиваясь в мои собственные, словно кто-то шептал мне слова прямо в голову. Затем что-то щелкнуло в сознании и мне показалось, что я вспоминаю старый фильм, который смотрел когда-то в темном кинозале. Но помню лишь кадры: повороты головы героя фильма, косой взгляд, номерной знак машины, которая скрывается за углом. Секунда, и номер я уже не помню.

Голова наливалась тягучей пульсирующей болью. Я вновь попытался заставить себя не думать, не пытаться анализировать обрывки чужих мыслей. Я позволил им врезаться в мое сознание как осколкам стекла позволяют пробить кожу. И наконец, вспомнил все.

Убитого звали Юрий. Другое имя он не брал и именно так к нему обращался погибший товарищ за