И в момент, когда Танька подняла глаза, по моему позвонку промчалась стая мурашек. Это были мутные, безжизненные очи какого-то существа. Внутри точно была не наша вороватая знакомая.

Зина шарахнулась от нее, а потом отошла на несколько шагов назад. Существо растянуло губы в улыбке и протянуло басом:

— Чего надобно, дуры?

— Таня где? — нахмурилась Марьяна. — Отвечай!

— Таня-шманя… — оскалилось существо. — Я откеля знаю? Где-то в этом теле. Забилась в уголок да дрожит. Гы-ы-ы…

— Кто ты? — спросила я, но у меня уже была догадка, кто стоит перед нами. И дай Бог, чтобы она была одна.

— Кумоха я… пришла к вам в гости. Вы уж встретьте по добру, а не то всех скошу лихорадкой! — существо захихикало. — Дела у меня есть. Опосля вернусь, дык вы на стол соберите, вина приготовьте… Пора бы и мне на земле побарствовать. А ежели воспротивитесь, всех со свету белого сживу!

Она вдруг схватила меня за руку, и я вскрикнула от обжигающего прикосновения. Жар пополз по венам к самой голове, заставляя закипать кровь.

— Морок с братьями сюда скоро придут! — с трудом произнесла я, но Кумоха лишь засмеялась, отпуская мою руку. Я упала на снег, испытывая невероятное облегчение.

— Не придут. Мои двенадцать сестер вернулись обратно в Навь, из-за вас! Ни Морок, ни братья его точно считать их не станут! В овраге лихоманки — и хорошо! А я опозжа их вытащу. Снова в этот мир приведу!

Она отвернулась от нас и пошла дальше, сгорбившись, как древняя старуха. Но вдруг обернулась и погрозила пальцем.

— Не вздумайте мне козни строить! Иначе как ваших оборотней лихорадкой смертельной заражу! Тоже мне, удумали со мной биться! Черти клыкастые! Гы-ы-ы-ы…

Ее силуэт скрылся в снежной мгле, а мы переглянулись. Оборотни? Лихорадка?!

— Слушайте, нужно найти их, — твердым голосом сказала Марьяша. — Они ведь нам не раз помогали.

— Да никто и не против. Вот только где они? — Зинка оглянулась, словно боялась, что Кумоха может вернуться.

— Может в доме Таньки? — предположила я. — Давайте оттуда начнем.

Недолго думая мы побежали туда, задыхаясь от морозного воздуха.

Входная дверь оказалась открытой. Она ходила ходуном от ветра и била по стене с такой силой, что в нескольких местах уже отвалилась штукатурка. Внутри было холодно, и в коридоре уже целый сугроб, поблескивая под желтым светом электрической лампочки.

Мы стали заглядывать в комнаты, надеясь увидеть Тверда с Вячиком, и через минуту я услышала голос Зинки:

— Здесь они!

Оборотни лежали на полу в Танькиной спальне. Волков била такая дрожь, что было слышно, как стучат их зубы. Марьяна приложила ко лбу Тверда ладошку, проверяя температуру.

— Да у них сильный жар!

Он никак не отреагировал на ее прикосновение, находясь в бессознательном состоянии.

— Как же волки здесь оказались? — задумчиво прошептала Зинка. — И как им помочь?

— Потом разберемся, каким образом они в Танькином доме очутились! Нужно что-то думать прямо сейчас. Времени нет! — Марьяна поднялась на ноги и стащила с кровати плед. — Потащим их по снегу!

Тащить двух здоровенных мужиков было очень трудно, но втроем мы все-таки справились. Когда наша процессия остановилась у калитки Марьяны, у меня дрожало и тряслось все, что только возможно.

— Зови гостей, пусть помогут! — выдохнула я, и подруга побежала к дому.

С помощью сказочных товарищей, от которых у нас были одни неприятности, мы занесли волков в дом и уложили их у горячей грубки.

— Неужто лихоманки не ушли? Не помогло заклинание? — Яга осмотрела волков, на лбах которых проступили бисерины пота.

— Кумоха здесь зацепилась, — ответила Зинка. — Сказала, что не придут на помощь Морок с братьями, ведь остальные лихоманки в овраге, на своем месте. Никто их считать не станет. Она сюда явится скоро…

— Это плохо, очень плохо…

— Как помочь волкам, знаете? — спросила Марьяша Ягу и та кивнула.

— Баню нужно растопить. Лихоманки бани боятся. Мое колдовство тут бессильно.

— Пришло мое времечко… Знать не зря я здесь штаны протирал…

Мы обернулись и увидели Евпатия Гурьевича с кривым турецким ятаганом. Он был старым и ржавым, но домовой сжимал его так, словно это меч-кладенец.

— Ты-то куда? — всплеснула руками Яга. — Этим ятаганом только капусту сечь! Да и то не получится!

— А то ты не знаешь, что испокон веку с Лихоманками домовые боролись! — Евпатий Гурьевич выпятил грудь. — Мои предки с ними справлялись одним пальцем!

— Так-то когда было?! Сейчас уже время другое! И домовые только пироги хозяйские воровать могут! — рассмеялась она. — Вояка!

Мы не стали дальше слушать их перепалку и отправились топить баню. Нужно было любым способом спасти оборотней, у которых дыхание уже стало прерывистым и вылетало из легких со свистом. Лихорадка пожирала их.

36

Наша троица стояла над оборотнями и не знала, что делать дальше. В бане уже было жарко, но дело никаким образом не двигалось.

— Их ведь раздеть нужно, — прошептала Марьяна, краснея как маков цвет. — Я как-то не готова к такому.

— Да никто не готов, — проворчала Зинка и посмотрела на меня. — Оль, ты медик. Чего только не видела… И мужиков голых.

— Будто вы мужиков голых не видели! — огрызнулась я. — Никого я раздевать не буду. В доме существа мужского пола, вот пусть и займутся!

Деваться им было некуда. Мы стояли на своем, да и Яга грозно зыркнув на них, сказала:

— Быстро в баню шуруйте! Иначе устрою вам светопреставление!

— Да, да! Чешите! — поддакнула кикимора. — Сидят тут, чаи чужие распивают!

Она с наслаждением отпила из большой кружки и, засунув ложку в банку с вареньем, жадно облизнулась.

— А они кто? — только Марьяне пришло в голову поинтересоваться личностями, всю жизнь притворяющимися нормальными людьми.

— Лукьян Степанович — водяной, а Евлампий Сидорович — полевик, — ответила Яга. — Они всю жизнь и проработали по своему профилю… Так хорошо жили, спокойно… И на тебе!

— Полевик? — удивилась я. — Это еще кто такой?

— Полевик на земле людям помогает. Посевы лелеет, заботится, чтобы никто поле не повредил, за стадом присматривает, диких животных отгоняет, а иногда может за стогом спрятаться и что-нибудь такое важное предсказать, — кикимора скривилась. — Только у нашего агронома-полевика все равно характер гадкий. Всегда с ним ругаемся. Я его последний раз по башке оприходовала!

Что-то загрохотало, потом упало на пол, раздался громкий «ой» и из комнаты появился домовой в каких-то странных доспехах.

— А ежели так? Что скажете?

— Ты зачем мою кастрюлю взял?! — возмущенно воскликнула Марьяна, разглядывая Евпатия Гурьевича. — А это что? О Боже… Да ведь это стиральная доска!

Действительно, домовой надел на голову кастрюлю с