Вышел молодой и приятный из себя священник, которого принцесса раньше при дворе не видела. Она вполуха внимала службе, жалея, что не додумалась втащить к себе кого-нибудь из фрейлин — из-за отсутствия сестёр и второго брата вокруг неё образовалась деморализующая пустота... Посмотрела вверх — на оборванную занавесь зеленого бамбука, которой когда-то закрывался Император от чужих взоров. Её уже давно не было — но обрывки сохранили, даже неровно расщеплённые палочки с левой стороны, куда не дотянулась рука Белой Императрицы. Иногда старые обычаи бы не помешали...

Сабуро не смог приехать потому, что нынешний год совпал с сезоном сбора урожая на Даэне — ему самому бы не помешала сейчас помощь, не то, что куда-то уезжать. Самой старшей сестре, супруге наместника Порога Удачи, после операции были противопоказаны космические перелёты — она всех уже поздравила письмами. А Принцесса-Жрица — (Кадомацу с сомнением посмотрела на пустующее место рядом с собой) — судя по сегодняшним сплетням, Принцесса Вторая, несмотря на новогодние праздники, нынче соблюдала очередной жестокий пост в очередном отдалённом монастыре. На самом же деле, скорее всего, она опять занялась тем, о чем в Присутствии Высочайшей Семьи за Девятивратной Оградой предпочли умолчать. Второй дочери Императора вообще не везло в жизни — мало того, что она не отличалась здоровьем, мало того, что носила на теле следы злоупотребления матерью алхимией, тот же прорицатель, что нагадал младшей из трёх принца издалека, напророчил средней, ни много, ни мало — тысячу мужей! И, судя по всему, она решила исполнить предсказание, не уживаясь ни с одним фаворитом больше, чем на три месяца. Недаром, Пречистую Принцессу-Жрицу давно уже титуловали не законным званием, а странным прозвищем Принцесса-суккуб.

Прозвища... Во дворце, где постоянно плелись интриги, они заменяли настоящие имена. К ним привыкли, имена забылись, титулы остались только для торжественных обстановок, да и прозвище лучше отражало характер того, кому было присвоено. Отца звали Завоевателем, мать — Юкки-онной, «снежной девой», Мамору — Принцем-самураем, Кадомацу, за боевой характер и тот памятный бой на подушках — Принцессой-генералом, Разрушительницей Гор, госпожой Разрушителя Гор... Да что говорить сейчас, ведь само имя «Аюта» ещё не существует — это тоже прозвище, которое ей дадут спустя многие, многие годы... А своё имя она не любила — по капризу матери оно вышло слишком простонародным, хотя отцу и нравилось.

Только старшая сестра носила собственно выдуманное прозвище — «Госпожа Удача», сделанный назло матери перевод её детского лхасского имени. Ну, она и стала супругой Наместника Порога Удачи, разве нет?!

Служба тем временем подошла к концу. Все поднялись, и последовали из храма наружу, к Дворцовой реке, чьё русло было выбито в разломе скалы за храмовым садом. Незаметно подошедшая сзади служаночка подала шляпу, которую принцесса незамедлительно надела на голову, скрыв лицо за густой вуалью из паутины островного паука. Императрица надела похожую, и, теперь они с дочерью различались только окраской крыльев и покатостью плеч.

Мацуко шла между матерью и отцом, отец-император — между ней и Мамору, так, преградой из двух тел они держали дистанцию меж наследным принцем и мачехой. Ануш шла позади, вместе с Афсане, а когда вышли из храма — вообще взлетела, чтобы тоже держать дистанцию, в её случае — с Сэнсеем.

Сам Сэнсей хранил молчание, с уважением наблюдая за церемонией, которую не понимал. Только под самый конец он пробрался к ученице, и, тихо-тихо передал, что отец желает поговорить со своей дочерью наедине. Дочь императора немного помедлила, не решаясь оставить наедине брата и мать, и только когда обе особы скрылись в лифтах, распустила свою свиту, и вернулась в храм, искать отца.

Алтарная зала уже опустела. Жрецы и жрицы, почти невидимые в тенях, бесшумно скользили по углам, гася свечи и наводя порядок. Определив по расположению стражников, за какой из дверей скрылся Император, она решительно направилась туда, оставив неотлучную Ануш флиртовать с телохранителями у порога.

Сама отвалив тяжелую створку, девушка оказалась на пустующей галерее, где её давно уже ждал отец.

Царственный отец был коренастым, сильным мужчиной невысокого роста. Он был ниже деда, ниже своей жены, и, что самое неудобное — ниже своих собственных детей. Высокая императорская шапка только чуть-чуть скрашивала этот недостаток. Даже три дочери, которые так же комплексовали из-за своей низкорослости, были всего на пол-головы ниже Небесного Государя и заметно шире в размахе крыльев. Для демонов, у которых мужчины значительно крупнее миниатюрных женщин, это была довольно обидная усмешка судьбы. Ещё он имел оранжевую, как у всех Явара, кожу (только дети белокожей Ритто имели более светлый оттенок), редеющую шевелюру, уложенную в лакированную причёску, и внимательный, цепкий взгляд белых глаз.

Он был любимцем судьбы и народа — как же, сын такого отца, победитель Даэны, вернувший славу и почёт воинам Края Последнего Рассвета, мудрый правитель, дальновидный политик, который объявил девизом своего царствования не заумные речения древних мудрецов, но одно короткое и желанное всем слово: «Независимость». Независимость от друга поневоле, проклятой призрачной Республики Амаль, дань которой уже столетиями шла не только в убыток казне, но и пощечинами по самолюбию гордой империи демонов. И надо сказать, что отец, пусть и не сразу, и не во всём, но всегда добивался успеха...

Каким он был отцом? Для Мацуко — определённо хорошим. Конечно же, она же была самой младшей и самой избалованной в семье. Другие братья и сёстры тоже росли, не лишенные родительской ласки — даже Мамору, терпевший больше всех несправедливостей. Нет, отец-император, наверное, по-своему любил и его — как можно не любить первенца? — но яд нежных слов, постоянно вливаемый в уши любимой женщиной, заставил его постепенно позабыть многие отцовские чувства. А впрочем — и младшая дочь не могла припомнить случая, когда отец кому-либо из детей в чём-то отказал.

Сейчас у него был радостный и довольный вид. Приняв поклон дочери, он взял её за руку, и, отодвинув секретную стену, завёл в маленькое помещение — скорее всего в обычное время там помещались соглядатаи или охрана.

Усадив принцессу напротив себя, император заботливо заглянул к ней в глаза и спросил:

— Ну что, ёлочка, понравилась церемония?!

Мацуко, прибрав шлейф, выдернула из-под колен мешавшее ей древко копья, и, провожая наконечник взглядом, как-то равнодушно ответила:

— Ничего... хорошо, папа...

— Как это «ничего»?! Я стараюсь, пытаюсь, чтобы перед отъездом