Шрифт:
Закладка:
– Можете вкратце изложить суть вашей информации?
Маркус Реберг поднял палец вверх. Он понял, что зацепил ее, это было видно по его лицу.
– У нас есть черновые наброски всей серии статей. Ждем подтверждения некоторых источников.
– И я получу к ним доступ?
– Если то, что вы предложите, того стоит. Но я приму решение не раньше, чем услышу, что у вас есть.
Паула посмотрела на черный монитор. У них так мало зацепок… А получить информацию о деятельности стокгольмского клуба и вовсе будет непросто… Наконец она решилась.
– Мы не знаем, связана ли сегодняшняя тревога со смертью Рольфа Стенкло, хотя вероятность высока, я бы сказала так. Судя по тому, что нам сообщили, на Шелерё произошло убийство.
– Шелерё? Остров Хеннинга Бауэра?
Паула кивнула. Маркус дал ей время осознать случившееся и встал со стула.
– Я немедленно отправлю вам черновики по электронной почте.
– Спасибо. Надеюсь, это останется между нами? – У Паулы не хватило сил посмотреть ему в глаза.
– Конечно, мы защищаем свои источники.
Маркус Реберг широко улыбнулся и вышел из кабинета. Паула снова откинулась на спинку стула. Она чувствовала себя так, будто замаралась, и уже жалела об этом разговоре.
Стокгольм, 1980 год
Пютте не слишком расстраивало то, что у нее мало друзей. Одного друга было вполне достаточно. Папа как-то сказала, что друзей будет больше, когда Пютте пойдет в школу. Но она никого не хотела, кроме Сигге.
– Я считаю! – закричала Пютте из кухни и услышала хихиканье Сигге. – Один, два…
Пютте догадывалась, где он может спрятаться. Сигге всегда выбирал одно и то же место – в большом сундуке, где папа хранила летнюю одежду зимой и зимнюю летом. Сейчас там было почти пусто, лучшего укрытия не придумать.
– Я иду искать.
Пютте закричала громко, чтобы Сигге мог слышать ее сквозь толстые деревянные стенки сундука. Она знала, как плохо доходят туда звуки, ей и самой приходилось сидеть под закрытой крышкой.
Некоторое время она бродила по квартире, театрально восклицая:
– Где же Сигге? Куда он подевался?
Сигге приоткрыл крышку и посмотрел на Пютте. Конечно, та не притворялась – она действительно сбилась с ног. В «прятках» много неписаных правил, и Пютте с Сигге строго им следовали. Поэтому и получалось так весело.
Пютте раздернула шторы, заглянула под диван, открыла дверь кладовки. Наконец бросилась на диван и заколотила пятками по подушке:
– Его нигде не-ет! Наверное, Сигге ушел домой!
Примерно так кричала та тетя в парке. Пютте и Сигге прокрались в кусты и услышали ее и детей. Папа сказала еще, что у них командная игра. Пютте никогда не понимала, зачем это нужно. Лучше всего играть в одиночестве. Или с Сигге, на худой конец.
– Пииип, – послышалось из сундука, и Пютте быстро вскочила с дивана.
– Что это? Мышь? Или у нас завелись крысы?
– Пиип!
– О, это, наверное, очень большая крыса… Интересно, где она? Как будто сидит в большом… чемодане.
Пютте откинула крышку сундука. Глаза Сигге блестели от смеха. Она помогла ему выбраться из укрытия.
– Представь, если б я действительно подумала, что это крыса, и принесла бы крысоловку…
– Я пищал как настоящая крыса? – обрадовался Сигге.
– Ты пищал, как огромная и очень страшная крыса, – подтвердила Пютте и взяла его за руку. – Хочешь поиграть в дочки-матери?
Она потащила его к папиной спальне и открыла дверь гардероба. Сигге как будто замялся:
– А можно?
– Конечно!
Как обычно, уговаривать Сигге долго не пришлось. И он очень любил играть в дочки-матери.
– Я мама, ты папа, – Пютте протянула ему любимое папино ожерелье. Папа говорила, что оно бронзовое и привезено из Финляндии.
– Давай! – Сигге повесил ожерелье себе на шею.
Круглая подвеска, похожая на тарелку, оказалась у него на животе, и Сигге засунул ее в штаны.
Пютте оглядела отцовский гардероб. Что еще предложить Сигге? Она не была уверена, что с папиными вещами можно играть, но всегда развешивала все на место, и папе не за что было ее ругать. И потом, сегодня папа встречается с тем дядей, а значит, сама виновата. Нет, папа не говорила об этом, Пютте подслушала их разговор по телефону.
– Как тебе эта юбка?
Пютте сняла с вешалки юбку с воланами, которая так забавно колышется, когда папа ее надевает. Цвет Пютте тоже нравится, почти такой же, как у рюкзака с Барби.
На Сигге юбка не колышется, поэтому Пютте завязывает на его груди резиновый ремешок и подбирает юбку, насколько это получается. Но та все равно свисает Сигге до пят.
– А-а-а… Ты такая красивая, папа.
– А ты, что наденешь ты?
Сначала Сигге казалось странным, что папа Пютте носит юбки, но потом он узнал, что папа Пютте как мама, и больше не удивлялся.
– Я надену вот это, – Пютте снимает с вешалки платье в цветочек. – Его носила моя мама, а потом она умерла.
Мамино платье тоже очень большое, но Пютте засовывает ткань за пояс на талии, чтобы не спотыкаться.
– Моя мама тоже умерла, – говорит Сигге, поправляя ожерелье, чтобы оно не зацепилось за пояс.
– Нет, – возражает Пютте. – Твоя мама не умерла, она шлюха. – Тянется за ярко-красной помадой и тщательно обводит ею губы Сигге.
– Откуда ты знаешь? – удивляется тот и дергается, так что помада оказывается у него на щеке.
– Я слышала, как твоя бабушка говорила, что твоя мама шлюха и ее уже не спасти.
– Что такое шлюха? – в задумчивости спрашивает Сигге.
Пютте аккуратно вытирает помаду с его щеки.
– Не знаю. Но это, наверное, лучше, чем умереть, как моя мама.
– Ясное дело.
Сигге волнуется, но остается доволен, когда Пютте разворачивает его лицом к большому зеркалу.
– Я не похож на папу. Я похож на клоуна.
Оба взрываются смехом.
– Вообще-то да, – соглашается Пютте. – Папа-клоун!
Они смеются так, что из глаз брызжут слезы. Пютте обнимает Сигге, чувствуя разделяющую их холодную подвеску, и отодвигает ее.
Ей не нужно больше друзей. Она любит Сигге и хочет, чтобы ее мама тоже была шлюхой, а не мертвой.
– Не нужно мне никакого успокоительного! – закричала женщина, когда Мартин, Йоста и Патрик вошли в дверь.
Мартин пытался избавиться от чувства, будто он здесь незваный гость, но это было выше его. Они ворвались в дом, где все дышало горем. Мельберг предпочел дожидаться снаружи – якобы нужно встретить подкрепление, которое они запросили, чтобы прочесать остров. Однако правда состояла
