Говори. Не молчи.

Ты найдёшь выход.

Взвесь всё, что по дороге.

Осуди себя.

Осуди других.

Громко, чтоб он тебя слышал – ты себя.

Твой тон разговора уже успокоит его.

А если ты найдёшь и обсудишь, взвесишь и отбросишь, взвесишь и оставишь.

Он услышит тебя.

Для тебя главное – его успокоить.

Себя!

И ты сделаешь это!

Затем вы примете решение!

Обними себя руками.

Почувствуй – ты себя держишь в руках!

Эти руки тебя не предадут.

Ты успокоился.

Ты приобрёл друга.

Самоуверенные в жизни, на дороге – угроза себе и остальным.

Ты верти головой!

Ты всматривайся и вслушивайся.

И помни, паникёр – всегда здоровее!

Чтоб разглядеть текст, я должен надеть очки.

Чтоб разглядеть жизнь, я должен выпить.

То есть выйти за свои рамки.

Пессимизм – «чтоб я сдох».

Оптимизм – «чтоб они сдохли».

Как живут в России.

Иногда выпьют от нечего делать.

Иногда сделают от нечего выпить.

И часто умирают от нечего делать и от нечего выпить.

Как услышите, что политик говорит слова о взвешенном подходе и гибкой налоговой системе, гоните его в шею.

Он никогда не объяснит, что это значит.

Главное в фильме ужасов – звуки.

Буквы захлопнул, и ужас пропал.

А от звуков куда денешься?

Когда мне говорят:

– Имейте совесть!

– Уже имел, – говорю я.

И все понимают.

Извини за прошлое.

Прости за настоящее.

Оно было будущим твоего прошлого.

Ты торопил его, теряя и приобретая.

И получив будущее в настоящем.

Ты лишился перспективы, ты заступил за горизонт.

И некому крикнуть:

– Вы же обещали!

Раньше это было у других.

Теперь это есть у тебя.

Зависть крупно выиграла, жизнь крупно проиграла.

Настоящий одессит даже пение заменяет жестикуляцией.

Раньше всё время чего-то хотелось.

Теперь всё время чего-то не хочется.

И не впутывайте меня.

Какой красивый русский язык: почему «я тебя не забуду» – звучит любовно?

А «я тебя запомню!!!»…

Из Одессы треть населения уехала.

У меня простой вопрос.

Больше досталось тем, кто остался?

Думаю над этим.

Есть три пути развития.

Первый путь – стоять на месте.

Второй путь – лежать на месте.

И наш третий путь – лежать на правильном пути.

Когда в СССР рабочий тащит с завода государственное – это нельзя назвать воровством.

Это не присвоение чужого.

Может быть, он взял своё – никто не знает.

А собственность – это сращивание человека с землёй.

Он не муха – кыш и улетел.

Он дерево в земле.

И вырвать его оттуда – огромную силу надо приложить.

И чтоб с места сдвинуть, огромную силу надо приложить.

И чтоб подчинить его, огромную силу надо приложить.

И как бы он ни соображал – тут сообразит и что делать, и у кого спросить.

И, если надо, взятку даст тому, кого послали его сдвигать.

Очень большую силу, волю и средства надо приложить, чтоб сдвинуть или согнуть его.

Поэтому всё делается против собственности – и суды, и власть, и парламент, и воспоминания о вождях и санаториях.

И о врагах не забывать, чтоб всегда можно было сказать:

– А ну, кыш отсюда!

И усесться на его месте.

Кто во мне пропадает, ребята, так это квалифицированный, тонко чувствующий, много думающий посудомой.

Особенно нежной стеклянной посуды.

Люблю рюмочки пальчиками до терпкости.

Мы с мамой перед мытьём выпивали остатки и мыли всё лучше, и говорили всё громче.

И я спрашивал:

– А правда ли?

А мама говорила:

– Миша, ты должен знать: женщина не переживает, она просто лежит. А мужчина работает. Ты должен беречь своё сердце…

Я говорил:

– Мама, как ты можешь мне это говорить?

– Ты же мой сын, и я хочу, чтобы ты был здоров и от этого счастлив.

– Мама, ты разбила рюмку.

– Я специально.

Если начнут работать законы о коррупции – значит, она кончилась.

Собаки ненавидят котов, потому что те неоткровенные, скрытные, волевые, с большим самомнением и непьющие.

Псы – натуры широкие, наивные, привязчивые и облизывают хозяина, что для кота противоестественно, потому что хозяин он.

Если хорошо постарел – всё иное.

Тогда тебя уже окружают не читатели, а народ.

Я не кассетный и не дисковый, я бобинный мальчик, и музыка у меня ещё та, хотя штаны уже эти.

Протест – чтоб услышали.

Талант – чтоб запомнили.

Трудно быть евреем в этой стране.

Языка не знаем.

Религии своей не знаем.

Истории не знаем.

Значит, евреи не настоящие.

В то же время в президенты не берут, морду бьют, в трамвае оскорбляют – значит, настоящие.

Приезжаем в Израиль.

Языка не знаем, истории не знаем, дети русские, жёны русские, зовут русскими – значит, ненастоящие.

Но в армию берут, в государство берут – значит, настоящие.

Кто еврей настоящий? Тот, кто этим живёт, или тот, кто от этого страдает?

Нет ответа.

Вот такие мы: то жизнь против нас, то мы против жизни…

У обычного художника вы смотрите на красавицу.

У великого – она смотрит на вас.

Моя сатира не на протесте, а на сострадании.

Я дешифровальщик.

Я расшифровываю пузыри утопающих.

Почему мы знаем всех, кто разбогател, и не знаем тех, кто обеднел?

Там не меньше выдающихся людей.

Сегодня при такой политике партии и правительства множество людей перестали быть известными,