и давал советы.

Соня взволнованно царапнула ногтем тонкую пряжку своего красного ремня на талии. Она надевала его даже тогда, когда в выходные дни из строгой учительницы переодевалась в молодую девушку в заграничных джинсах. Она уже знала, что красного цвета недостаточно, поэтому по совету Тимура Андреевича каждое утро рисовала обычной ручкой пару звездочек на запястье и иногда на бедре под колготками и юбкой, чтобы наверняка. Так солнце ее щадило. Без ремня и звезды она на улице не появлялась — как-то не хотелось проверять, что с ней будет без них.

— Мне снятся кошмары о том, как… как я пью кровь, — призналась она. — Нападаю на какую-то девушку ночью и кусаю ее руку.

— Скоро, — просто сказал Тимур Андреевич.

— Да. Неделя до моей луны.

— Это нормально. Ты беспокоишься — вот и снятся кошмары.

— Как мне… подготовиться?

— Уйти подальше от бабки. Чуть что не так скажет — и у тебя будет повод подчинить ее себе.

Соню передернуло.

— Я не буду пользоваться этой способностью. Никогда.

— Маленькая лицемерка, — невесело усмехнулся Тимур Андреевич. — А мне ты приказала жить дальше.

Соня виновато съежилась.

— Извините. Я была очень… расстроена. Хотите, я отменю этот приказ?..

Тимур Андреевич прекратил вязать и в упор посмотрел на нее.

— Хочу.

— Вы же не пойдете умирать сразу после этого?

— Пойду.

— Зачем обманываете? Вы столько лет этого не делали, а теперь вдруг решитесь.

— Может, и решусь.

Не решится, уверенно подумала Соня.

— Отменяю приказ, — сказала она. — Можете делать со своей жизнью все, что пожелаете.

— Щедро. На свой посмертный ужин хочу пироги с повидлом. И захвати веревку в следующий раз.

— Зачем веревку? — насторожились Соня.

Тимур Андреевич насмешливо закряхтел и не ответил. Через несколько мгновений Соня догадалась сама.

— Вы ужасный человек! — воскликнула она.

— Кто ж спорит.

Соня с недовольством надкусила пряник и пожевала его, не чувствуя вкуса. Да, она все еще была уверена, что старик не сможет поднять на себя руку, но все равно опасалась, что что-то пойдет не так именно тогда, когда она этого меньше всего будет ожидать.

— Так как же мне справиться?.. — вернулась к своей проблеме Соня. — С моим беспокойством.

— Да просто. Выпей крови — и все хорошо будет.

Соня сжала зубы. Она неправильно задала вопрос, но верная формулировка все никак не приходила ей на ум, а Тимур Андреевич делал вид, что совершенно ничего не понимает. Хотя видел ее насквозь.

Соня доела пряник и устремила взгляд к окну.

Тимур Андреевич громко вздохнул и опустил спицы.

— Ты не сможешь вечно полагаться на меня.

— Скажите тогда, на кого еще можно положиться!

— Занятно, что ты доверяешь мне больше, чем своим близким.

Соня досадливо поморщилась.

— Не доверяю. Просто вы единственный, кого не жалко, — неубедительно ответила она.

— Я польщен, — рассмеялся Тимур Андреевич. — Почему своего милиционера не попросишь? Жених же?

Соня мигом помрачнела.

Степа приезжал на прошлой неделе с цветами и миром. Впервые с того дня, как они поссорились. Обиделся он сильно, но Соня, хоть ей и было стыдно, так ни разу и не позвонила. Мама по телефону дважды напоминала ей о том, что Степка какой-то хмурый ходит и надо бы им поговорить. Тетя Вера тоже позвонила один раз — вся встревоженная и суетливая. Соня им обеим пообещала все уладить, но чудовище внутри нее от недовольства встало на дыбы: с чего это вообще их мамы лезли туда, куда не просили?

Соня приняла букет цветов и мир, но что делать дальше не решила, поэтому держалась холодно, от чего Степа недовольно хмурился и молчал чаще обычного.

— Не жених он мне.

— Да? Это потому что ты вампир теперь? Или обиделась? Больно обидчивая ты девка, — заметил Тимур Андреевич.

— Это не я обиделась, а Степа. Дурак. Кто во время ссоры жениться зовет? Так проблемы не решаются.

Тимур Андреевич почесал отросшую бороду, из-за которой все больше начинал походить на старика.

— А ты замуж не хочешь?

Соня неопределенно пожала плечами. Она уже не знала, хочет ли замуж именно за Степу или просто так. Наверное, уже никак не хочет.

— Деток нарожать? — продолжил расспрашивать Тимур Андреевич.

— Деток? — переспросила Соня.

Что-то в груди екнуло то ли от страха, то ли от надежды.

Тимур Андреевич кивнул.

— Народите, если захотите.

Соня задумывалась об этом всего лишь раз после того, как приобрела вампирскую силу. Сможет ли она — теперь вот такая — когда-нибудь иметь собственных детей? Она умерла и ожила. Умерло ли внутри нее все, что было способно давать жизнь? Облегчения, когда она увидела собственную кровь на белье — с небольшим запозданием, но все-таки в положенное время — она не испытала никакого. Это все равно была проклятая кровь.

Про женские дела Соня, конечно, спрашивать у Тимура Андреевича ни тогда, ни позже, и не думала, но он бесцеремонно поднял вопрос сам.

— Пиявчиков народите, — уточнил он, увидев ее замешательство.

— Пиявчиков? — одними губами повторила Соня.

— Конечно. А ты думаешь, как оно там в пузе получается. Ребенок тебя будет кушать, а твоя пища какая?

Соне безвольно откинула голову на диван и медленно выдохнула.

— И что из него вырастет?

Тимур Андреевич оторвался от вязания и задумчиво поводил глазами по трещинам на полу.

— Послушный гражданин Советского союза.

— Не человек?

— Граждане Советского союза не люди, по-твоему?

Соня раздраженно дернула головой.

— Вы опять! Поняли же, о чем я!

— Да человек вырастет, Софья, башку-то включи. От человека вампир не родится.

— А от двух вампиров?

— Это где ты второго собралась искать? Сумасшедшая, что ли?

— Просто интересно.

Тимур Андреевич замер со спицами и повернулся к ней.

— Понятия не имею, — произнес он. — Не встречал такого.

Соня еще одного вампира искать, конечно же, не планировала. Она бы и со стариком этим не якшалась, если б могла сама справиться, но увы.

— Ты все же парня своего не кидай. С милицией дружить полезно, — заметил Тимур Андреевич и усмехнулся себе под нос. — По дружбе… или по любви прикроет, если что натворишь.

Соня вздрогнула.

Она надеялась, что не натворит.

— Я никогда ему не расскажу.

— Ну, не он — так кто-нибудь еще. Придется поумнеть со временем и обзавестись полезными знакомствами.

Соня закрыла лицо руками и издала полузадушенный стон.

— Только не начинай тут опять сырость разводить, — пробурчал Тимур Андреевич.

Не было никакой сырости. Соня бы с радостью поплакала, но слез в ней уже не осталось. Печально было признавать, но, кажется, она начинала смиряться. Оставался лишь последний рубеж.

Тимур Андреевич назвал это “кормежкой”, но у Сони это слово