Но мисс Изобилия успела надеть капор и, соответственно, сильнее прежнего укрепилась в своих женских правах: она не только воинственно сдвинула свой головной убор на самый затылок, но еще и решительно покачала головой, расправила белый накрахмаленный передник и встала, готовая к бою.

– Роза, я намерена исполнить свой долг и от остальных ожидаю того же. А сейчас ни слова больше, мне необходимо осмыслить случившееся – твое сообщение свалилось как снег на голову и требует вдумчивого подхода.

После этих вовсе для нее не характерных высокопарных фраз пожилая дама воздела руку с ключами и засеменила прочь, внучка же зашагала следом, не понимая, судя по взволнованному выражению лица, помогло ли хоть чем-то ее заступничество.

Услышав в кабинете голос Фиби, Роза вздохнула с облегчением: она не сомневалась, что дядя Алек примет их сторону и все окончится хорошо. Однако за завтраком тучи сгустились пуще прежнего: хмурый взгляд и бледные щеки Фиби не сулили ничего хорошего, а доктор Алек принял вид беспристрастного судьи и лишь время от времени бросал на Розу вопросительные взгляды, будто любопытствуя, как она приняла последние новости.

За столом ощущалась неловкость, хотя все пытались это скрывать и с деланым интересом обсуждали события предыдущего вечера. Однако сказанное накануне разрушило былой мир – так камушек, брошенный в тихий омут, далеко рассылает по его поверхности тревожную зыбь. Бабушка Биби старательно «осмысляла случившееся» и по ходу дела роняла и переворачивала все, к чему прикасалась, – в результате на чайном подносе у нее воцарился прискорбный хаос. Доктор Алек погрузился в чтение газеты; Роза, посыпав овсянку солью вместо сахара, рассеянно отправляла ее в рот, и ей казалось, что все сущее утратило сладость; что до Фиби, она некоторое время давилась чаем и крошила булочку, а потом извинилась и ушла, твердо решив про себя, что не будет яблоком раздора внутри столь любимого ею семейства.

Едва за ней затворилась дверь, Роза оттолкнула тарелку и, подойдя к доктору Алеку, заглянула к нему под газету; на лице ее читалось такое волнение, что доктор тут же прекратил читать.

– Дядя, речь идет о серьезном деле, мы все должны обозначить свою позицию, ибо ты опекун Фиби, а я ее сестра, – с прелестной серьезностью начала Роза. – Я уже не раз тебя разочаровывала, – продолжила она, – но при этом знаю, что сам ты никогда не дашь мне повода разочароваться в тебе, потому что ты слишком мудр и добр, чтобы позволить чопорности или гордыне испортить твое хорошее отношение к Арчи и к нашей Фиби. Ты же их не оставишь, правда?

– Никогда! – с обрадовавшей Розу решительностью заявил доктор Алек.

– Спасибо! Спасибо! – воскликнула Роза. – Ну вот, теперь вы с бабушкой оба на моей стороне, и мне никто не страшен.

– Погоди, не спеши, моя душа. Да, я не оставлю наших влюбленных, но, безусловно, дам им совет тщательно все обдумать и взвесить. Не стану скрывать, я сильно обеспокоен: Арчи слишком молод, чтобы принимать такие судьбоносные решения, а Фиби, на мой взгляд, ждала иная стезя. Сама знаешь, старики всегда ворчат, когда путают их планы, – добавил он уже не столь серьезным тоном, потому что у Розы от расстройства вытянулось лицо.

– Значит, старикам лучше не строить планов за молодых. Да, мы вам очень признательны, но из этого не следует, что нами нужно распоряжаться со всей возможной рассудительностью и осмотрительностью, так что я вас всех очень прошу: не замышляйте ничего подобного. – И Роза приняла весьма глубокомысленный вид, ибо помимо воли заподозрила, что даже у совершенно безупречного ее дядюшки имелись «планы» на ее собственный счет.

– Ты права, нам лучше от этого воздержаться, вот только оно непросто, – сознался с явным смущением доктор Алек и, стремительно возвращаясь к разговору о влюбленных, доброжелательно добавил: – Меня очень порадовала та прямота, с которой Фиби пришла ко мне сегодня утром и обо всем поведала – как будто я действительно ее опекун. То, что она всей душой любит Арчи, ясно без всяких слов, однако, понимая, какие это вызовет возражения, она крайне храбро и благоразумно предложила немедленно уехать и положить всему конец – вот только бы знало бедное дитя, что так не бывает!

И добросердечный джентльмен сочувственно вздохнул, чем сильно порадовал Розу и даже сумел погасить ее разгоревшееся было возмущение тем, что любовь Фиби собираются столь бесцеремонно пресечь.

– Надеюсь, ты не думаешь, что ей необходимо уехать?

– Боюсь, она все же уедет.

– Нельзя ее отпускать.

– Но мы не вправе ее удерживать.

– Да конечно же вправе, дядя! Это нашу-то Фиби, которую мы так любим!

– Ты забываешь, что она уже взрослая женщина и нам не принадлежит. Именно потому, что мы много лет были ей друзьями, сейчас никак нельзя превращать благодеяния в бремя: нужно дать ей свободу выбора, невзирая на мнение Арчи, а потому – пусть едет, с Божьей помощью!

Ответить Роза не успела – в беседу вступила бабушка Изобилия, заговорив крайне авторитетным тоном: она была человеком старой закалки и считала, что даже в любовных делах необходимо соблюдать все правила благопристойности.

– Все это необходимо обсудить на семейном совете, решить, что будет лучше для детей, которые, разумеется, прислушаются к голосу разума и воздержатся от опрометчивых поступков. Что до меня, я чрезвычайно огорчена этими новостями, но не стану высказывать окончательного мнения, пока не увижусь с Джесси и с мальчиком. Джейн, уберите со стола и принесите мне кипятка.

На этом утренний разговор завершился. Роза оставила пожилую даму успокаивать нервы за чисткой столового серебра и мытьем чашек, а сама отправилась к Фиби; что до доктора, он ушел к себе, дабы от души посмеяться над крушением всех матримониальных замыслов братца Мака.

Кэмпбеллы не любили выносить свои невзгоды на люди, однако, поскольку семейством они были сплоченным, у них давно сложилась традиция «обсуждать на семейном совете» любые знаменательные события, происходившие с кем-то из членов семьи: каждый высказывал свое мнение, неудовольствие, отношение с полнейшей откровенностью. Соответственно, первая помолвка – если можно ее так назвать – вызвала настоящую сенсацию, особенно в кругу тетушек, и они немедленно заквохтали, подобно наседкам, увидевшим, что цыплята начинают разбегаться у них из-под крыла. Взору раз за разом представало одно и то же зрелище: достойные дамы, сгрудившись, взволнованно покачивают чепцами, обсуждая случившееся и все его последствия, – и никак не могут прийти к единому мнению.

Реакция мальчиков была куда более сдержанной. Из них из всех один только Мак решительно высказался в защиту Арчи. Чарли