Шрифт:
Закладка:
– Как я могу такое забыть? Ты спас мне жизнь. – Юсуф посмотрел Джону в глаза. – Ты мог перейти к нам в начале осады, Джон. Я бы с радостью тебя принял.
– Я дал слово Амори и Богу, – сказал Джон.
– Я понимаю и не стану просить тебя нарушить клятву. – Юсуф покачал головой. – Как странно видеть тебя в одеянии священника и странно, что теперь мы стали врагами.
Джон положил руку Юсуфу на плечо.
– Нам вовсе не обязательно быть врагами, – сказал он. – Быть может, я даже лучше смогу послужить тебе здесь, среди христиан. Возможно, мне удастся принести мир нашим народам.
– Твой король Амори не из тех, кто хочет мира, Джон. Он охотно привел свою армию в Египет. И Нур ад-Дин поклялся отомстить за поражение, которое потерпел при Аль-Букайе.
– А вдруг мы сможем изменить их взгляды. Если мы с тобой сумели стать друзьями, почему бы франкам и сарацинам не научиться делить Святую землю.
Юсуф улыбнулся.
– Ты стал мечтателем, Джон, – сказал он. – Твой народ ненавидит мой. И ничто это не изменит.
– Я молюсь о том, чтобы ты ошибся. – Джон посмотрел ему в глаза. – Я дал клятву Амори, но я не хочу быть твоим врагом, Юсуф.
– А я не хочу враждовать с тобой. – Юсуф заставил себя рассмеяться. – Какой тяжелый разговор! Я просто рад, что мы вместе.
Джон нахмурился, и Юсуфу показалось, что сейчас он скажет что-то о неловком положении, в котором они оказались, но Джон улыбнулся.
– Я тоже, брат, – сказал он. – Я тоже.
Ноябрь 1164 года: Иерусалим
– Значит, тебе запрещено сражаться? – спросил Юсуф.
Они с Юсуфом ехали рядом вдоль высохшего русла реки. Амори и коннетабль Онфруа находились в нескольких шагах впереди. За ними следовала сотня королевских рыцарей, остальная часть армии рассеялась, дворяне и пехота разошлись по своим землям.
– Мне запрещено проливать кровь. – Джон протянул руку и достал из седельной сумки булаву – жуткого вида дубину с тяжелой верхушкой из рифленой стали. – Но сражаться я все еще могу.
– Но, если ты проломишь человеку голову, разве не прольется кровь? – спросил Юсуф.
– Да, но булава не проливает кровь, она проламывает голову. Кровь идет потом. Она лишь следствие, – заметил Джон.
Юсуф рассмеялся.
– Это же смешно!
– Вполне возможно, но, если ты посадишь зерно, из которого потом вырастет дерево, значит ли это, что ты заставил его расти? Нет. Это сделал Господь. А ты лишь посадил зерно, – продолжал рассуждать Джон.
– Значит, ты проламываешь головы, а Господь заставляет их кровоточить? – уточнил Юсуф.
– Именно, – подтвердил Джон.
– Мне никогда не понять твоей веры, – признался Юсуф.
Это был еще один вариант разговора, который у них состоялся еще до того, как они покинули Александрию. Юсуф никак не мог понять странных правил, по которым теперь жил его друг. Он изумлялся, глядя на тонзуру Джона, его одежду, и тому, что он жил в церкви вместе с другими священниками. Юсуф боялся, что человек, которого он знал, исчезнет под сутаной и крестом.
Дорога вывела их из долины, и они стали медленно подниматься по скалистому склону, мимо оливковых рощ и виноградников. Всюду паслись козы.
– У каждой религии свои тайны, Юсуф, – сказал Джон. – Но логично ли то, что согласно исламу мужчина может иметь пять жен, а женщина только одного мужчину?
– Если женщина будет иметь больше одного мужчины, как мы узнаем, кто отец ее детей?
– А почему это так важно? – поинтересовался Джон.
– Почему важно? – переспросил Юсуф. – Не сомневаюсь, что твоя вера не приветствует внебрачных детей.
– Господь любит всех своих детей, – заявил Джон.
– Даже тех, кто не заслуживает Его любви – воров и убийц?
– Иисус в равной степени прощает проституток и убийц. Он учит нас, что все одинаково заслуживают любви.
– А как же ты, Джон? Ты любишь всех людей? Арабов и франков? Христиан и мусульман? – Он посмотрел Джону в глаза. – Амори и меня?
– Не в равной степени, конечно. Но я молюсь за всех, – ответил Джон.
– А когда ты молишься, о чьей победе ты просишь? – не унимался Юсуф.
– Я молюсь о мире, – сказал Джон.
– А когда мир невозможен? – продолжал Юсуф.
– Я молюсь за тебя, брат.
– Я бы предпочел, чтобы ты за меня сражался, – сказал Юсуф.
Он сразу пожалел о произнесенных словах, увидев, что Джон резко отвернулся, словно получил пощечину. Джон пришпорил коня и поскакал вперед, и Юсуфу пришлось последовать его примеру, чтобы не отстать.
– Прости меня, Джон, – сказал Юсуф. – Я знаю, что у тебя не было выбора.
– Я прощаю тебя, брат, – пробормотал Джон, но в его голосе слышалось больше раздражения, чем прощения.
Некоторое время они ехали в молчании, а когда поднялись на вершину холма, увидели Иерусалим.
– Аль-Кудс Шариф, – прошептал Юсуф. – Святилище.
Даже с такого значительного расстояния он видел массивную Башню Давида и купол церкви Гроба Господня, а за ними сияющую крышу Купола Скалы. Джон с удивлением обнаружил, что на глазах Юсуфа выступили слезы.
– Она красива, – сказал он. – Больше того, она символ всего, что мы потеряли, не только город, но и людей, которые там погибли и погибали позднее, сражаясь за нее. Именно из Иерусалима Мохаммед вознесся на небеса, чтобы вернуться и написать об этом. Она наше прошлое, детство нашей религии, но франки отобрали ее у нас.
– Я уверен, что крестоносцы испытывали такие же чувства, когда впервые увидели город, – заметил Джон. – Иисус умер в Иерусалиме, и в течение сотен лет он находился в руках христиан перед тем, как мусульмане его захватили.
Юсуф нахмурился, но промолчал.
– Быть может, мы научимся вместе владеть городом, – сказал Джон.
– Может быть, – ответил Юсуф.
Дорога привела их к проходу с аркой, находившемуся в тени одной из массивных квадратных башен цитадели. Вокруг теснились телеги купцов. За любые несъедобные товары следовало платить налог при въезде в город, поэтому многие торговали снаружи. Некоторые опускались на колени, когда мимо проезжал король. Другие громко расхваливали свои товары.
– Прекрасные ароматы, милорд!
– Женщины, сир! Девушка-рабыня, которая доставит вам истинное наслаждение, сир!
Амори не останавливался, пока не добрался до ворот, где его ждали сенешаль Ги и Патриарх, чтобы поприветствовать.
– Добро пожаловать, сир, – сказал Ги. – Пусть Господь дарует вам здоровье и радость.
