благополучно мимо мурман­ских подводных камней, но даже очистил нам лавку для ночлега. Поутру меня разбудили страшный крик, топот ногами и хлопанье руками. Боясь, что моей спине, уже по­рядочно пострадавшей в керисе, угрожает какая-нибудь беда, я торопливо вскочил на ноги и стал в оборонительную позу, но тотчас же убедился в неосновательности моего опасения. Ночной холод, который по термометрическим наблюдени­ям, произведенным мною посредством моего носа, вероят­но, доходил до тридцати градусов, проник, наконец, и сквозь шубы мурманцев, и они за недостатком огня и водки при­бегли к этим паллиативным средствам для возбуждения нуж­ной теплоты в телах своих. Когда же в избу, и без того уже переполненную, вторглись и вчера изгнанные постояльцы, началась серьезная борьба из-за места; слабейших, разуме­ется, вытолкали, и они принуждены были завтракать на чистом воздухе или отправляться в путь, ничего не евши. Тут было уже не до изучения наречий, и мы в то же утро отправились далее в надежде, что на следующей станции не встретим такой сутолоки. Но мы вполне ошиблись. По при­езде в Ангесварр (22 версты от Китсы) оказалось, что вся изба набита мурманцами, все они были действующими ли­цами в драме, которую можно было бы назвать «Спор о котле», потому что все спорили о праве поставить свой ко­тел на огонь. А так как каждый из них имел почти равное на это право, то, разумеется, никто и не уступал, несмотря на все толки, толчки и ругательства. Кажется, что у мур­манцев существуют, впрочем, на этот счет следующие по­становления: кто не носил дров для разведения огня, тот к огню не допускается; кто варит хлебную похлебку, уступа­ет место тому, кто варит уху; женщина уступает место взрос­лому мужчине, мальчик — женщине, батрак уступает хо­зяину и жене его, хозяева и батраки определяют промеж себя очередь, по которой каждый должен ставить котел свой на очаг. Однако ж оставим мурманцев в Ангесварре приду­мывать хоть временные учреждения для ограждения прав своих и поедем дальше, в Маанселькэ. Маанселькэ — до­вольно большая деревня, следовательно, спор о котле не мог задерживать здесь мурманцев на такое долгое время, как в Ангесварре, а потому вскоре по нашем выезде из последне­го мы начали встречать целые полчища этих странствователей к Ледовитому морю. Они шли толпами в двадцать, тридцать и даже пятьдесят человек мужчин, женщин, стари­ков, молодых парней и девушек. Большая часть тащила за собой оленьи санки, на которых навалены были шубы, хле­бы, якори, котлы и т.п. Встречались и керисы, запряжен­ные собаками, а на иных, кроме прочего снадобья, сидела еще девушка, вероятно, заболевшая от утомительной доро­ги. Толпы эти шли с песнями и криком. А лица большей части выражали удаль и отвагу. Было много и совершенно разбойничьих физиономий, да и сами толпы по разодран­ным одеждам, по нечистоте и неопрятности, по проявляв­шейся во всем беспечности, по диким крикам и грубым пес­ням сильно смахивали на разбойничьи шайки. Несмотря на это, эта живая, шумная деятельность на пустынных до­рогах Лапландии имела свою прелесть.

Мы приехали в Маанселькэ, или Маасесиид. Это назва­ние, очевидно, финское так же, как и названия многих дру­гих местностей на восточном, западном и южном берегах Белого моря и даже в самой Лапландии. Это подтверждает, по-видимому, предположение Шёгрена, что карелы заселя­ли некогда весь Кольский округ до самого Северного океа­на. Шёгрен основывает свое предположение не столько на финских названиях местностей, сколько на очевидном вли­янии финского языка на русско-лопарский и на древнем предании о Валите, или В а р е н т е, знаменитом влас­тителе Карелы, или Кексгольма, и даннике Новгорода, за­воевавшем Лапландию, или Мурманскую землю, и прину­дившем лопарей платить дань Новгороду. Какую бы важ­ность ни придавали этому преданию, о котором упоминает русский посол в договоре о границах между Россией и Да­нией, во всяком случае оно не доказывает еще, чтобы Рус­ская пограничная Лапландия была заселена карелами. Если в этом темном вопросе позволительно высказывать свое мне­ние, то мое заключается в нижеследующем.

Частью по изустным сказаниям, частью и по письмен­ным памятникам очевидно, что в древние времена финны, и по преимуществу карельского племени, часто делали на­беги на Лапландию не для того, чтобы там селиться, а един­ственно для добычи. Иногда при этом происходили, и до­вольно значительные, сражения, в которых лопари, разу­меется, по их собственным сказаниям, одерживали победу. Один из таковых набегов породил, вероятно, и предание о Варенте. В то же время и предания лопарей и финнов, и свидетельства исторические, и существующие современные отношения дают право полагать, что в смутные времена и неурожайные годы некоторые финские семейства перехо­дили в Лапландию с мирной целью селиться. Попадали они на место, занятие которого лишало лопарей их наследствен­ного права на леса, на рыбные ловли и т.п. Дело решалось обыкновенно небольшой стычкой, отсюда многие местнос­ти в Северной Финляндии и называются Риитасаари (спор­ный остров), Тораярви (спорное озеро) и т.д. Там же, где занятие это не касалось интересов коренных жителей, фин­ны водворялись и жили себе преспокойно, хотя лопари и смотрели на это все-таки довольно неприязненно. Увенчи­вались усилия первых переселенцев успехом, слух об этом приманивал новых, и таким образом, по преданию, образо­валось в Лапландии не одно финское поселение. Для при­мера назову поселения в Энаре, Альтене, Пульмаке, Сеиде и Карасйоки. Конечно, все эти поселения образовались в позднейшие времена, но ведь таким точно образом могли образовываться колонии и во все времена. Немногие из них сохранили свой язык и народность, а в русской части Лап­ландии ни одна. Это доказывает, что число финских при­шельцев было невелико, вовсе не так значительно, как по­лагает Шёгрен, утверждая, что карелы вытеснили лопарей из всей южной и восточной части Кольского округа, заняли их земли и затем проникли еще далее на север. В таком случае упорный финский народный характер не был бы подавлен лопарями, которые и в умственном отношении стоят гораздо ниже финнов. Точно так же и предположе­ние, что и эти карелы, в свою очередь, были оттеснены к юго-востоку русскими и вследствие этого заселили восточ­ную часть Кеми-Лапландских стран, лишено всякого осно­вания и опровергается малочисленностью русских поселе­ний в пограничной Лапландии. Неоспоримо, однако ж, что народонаселение по рекам Кеми и Торнео состоит из смеси саволаксов, карелов и лопарей. Саволакский элемент пре­обладает на севере — в Кемитраске, Соданкиле, по Верхне­му Торнео и в Муониониске. Эта колонизация объяснется еще отчасти семейными преданиями, по которым племя это переходило сюда в различные времена из различных мест и по различным причинам, большей частью, однако ж, во вре­мена военные и в неурожайные годы. Карельское племя