защищает не только уши и лицо, но и грудь, и плечи. У русских лопарей его нет, но зато они носят шапку с ушами, которые закрывают боль­шую часть лица; шапка же прочих лопарей, совершенно сход­ная с русской кучеркой, нисколько не защищает его. Эта, по преимуществу дорожная, одежда лопарей почти одинакова у мужчин и у женщин. Разница только в шапке, тулья кото­рой у мужчин, по русско-лапландской моде, закругленная, а у женщин — плоская, выше и шире мужской. О шапке фин­ских лопарок сказано выше. Дома же мужчины и женщины финской Лапландии ходят в платье из толстого сукна, похо­жем на рубашку, тогда как в русской вместе со многими другими принята и народная русская одежда.

Перейдем теперь к внутренней жизни русских лопа­рей. В религиозном отношении они стоят на очень низкой степени. Они не имеют почти никакого понятия о духе и учении христианском; никто не умеет читать, и религиоз­ные их потребности удовлетворяются только весьма редким посещением священника из ближайшей русской деревни или города. Поэтому воскресный день у них чтится только как день покоя, иногда они ходят, однако ж, в этот день в молельни, которые есть, впрочем, в каждой деревне или погосте, для того, чтоб перекреститься несколько раз перед иконой. В обыденной жизни они строго соблюдают предпи­сания греческой церкви, но под этой христианской внешно­стью скрывается много суеверий. Особенно глубоко укоре­нилась у них вера в колдовство. Вышеупомянутые аккальские лопари, как искуснейшие колдуны, пользуются вели­ким почетом. Они прославились этим и в Финляндии так, что даже крестьяне Саволакса ходят к ним лечиться, отыс­кивать потерянное. О том, как аккальские лопари колду­ют, я узнал только, что они впадают в магический сон, в котором получают все нужные им откровения. Лопари ду­мают, что во время этого сна душа покидает тело, стран­ствует везде и разузнает, где лежит украденная вещь, отче­го приключилась болезнь, чем лечить ее и т.д. Нет никако­го сомнения, что сон этот большей частью шарлатанство, но он так общ всем необразованным народам всех частей света, что трудно не сознать его первоначальной истиннос­ти. Он никак не принадлежит, однако ж, к явлениям, объяс­няемым или, вернее, нисколько не объясняемым животным магнетизмом. Вероятно, что в сущности это был и не сон, а просто обморок, порождавшийся неестественным экстазом, до которого колдун доводил себя во время чародействия. Очень может быть, что в продолжение этого обморока в кол­дуне развивались, как в настоящем сне, разные неясные представления о том, что его пред тем занимало, а так как эти представления принимались за откровения, то естествен­но, что и самый сон или обморок не мог не получить чаро­действенного значения. Говорят, что колдун может приво­дить себя в такое состояние во всякое время, и я вполне этому верю, но только в отношении к колдунам диких на­родов. По крайней мере это явление совершенно согласует­ся со многими другими, рассказываемыми о диких наро­дах. Приведу только некоторые, может быть, не так важ­ные, но вполне уместные, потому что касаются именно рус­ских лопарей. Во время путешествия моего по пограничной Лапландии мне часто советовали остерегаться русских ло­парей, и именно женщин их, потому что иногда на них находит род сумасшествия, в котором они сами не знают того, что делают. Я не обращал сначала никакого внимания на эти речи, принимая их за обыкновенные басни, возводи­мые на лапландцев. Случилось, однако ж, однажды, что в одной деревне пограничной Русской Лапландии сошелся я с несколькими карелами и двумя русскими купцами. Они также советовали мне остерегаться и ни под каким видом не пугать лапландских женщин, потому что это, по их мне­нию, res capitalis[29]. Один карел рассказал по этому случаю следующее: «Раз в молодости моей, ловя рыбу в море, я встретил лодку, в которой, кроме правившего ею лопаря, сидела еще женщина с маленьким ребенком на руках. Уви­дев необыкновенную мою одежду, она так испугалась, что бросила ребенка в море». «Несколько лет тому назад случи­лось мне быть в кругу терских лопарей, — рассказывал другой. — Мы сидели и говорили о разных неважных пред­метах, вдруг за стеной послышался удар, как бы молотком или пестом, и все лопари повалились тотчас на землю, по­дергали несколько секунд руками и ногами, потом вытяну­лись, как мертвые. Через несколько минут они встали, как ни в чем, как будто ничего и не было». Один из русских купцов, желая убедить меня в достоверности этих расска­зов, предложил показать несколько образчиков пугливости лапландских женщин. Сперва он спрятал, однако ж, все ножи, топоры и прочие опасные орудия, которые легко могли попасться под руку, и потом быстро подошел к одной жен­щине и хлопнул в ладоши. Женщина бросилась на него, как фурия, и принялась царапать, щипать и бить его неми­лосердно, затем она упала на лавку и долго еще не могла перевести дух. Опомнившись, она решилась не пугаться уже. Следующий за тем опыт прошел благополучно: она только вскрикнула громко и пронзительно. Пока она радовалась этой удачей, другой купец набросил ей на глаза платок, и в ту же минуту выпрыгнул из комнаты. Надобно было ви­деть, как эта женщина начала бросаться, колотить, сбивать с ног, таскать за волосы всех находившихся в это время в избе. Я сидел в углу и с беспокойным нетерпением ожидал своей очереди. Вдруг вижу, что дикие, блуждающие глаза ее останавливаются на мне, и в то же самое мгновение она бросается на меня с протянутыми вперед руками; по счас­тью, два сильных карела успели оттащить ее в сторону, и она без чувств упала к ним на руки. Карелы полагали, что ее бешенство было обращено на меня моими очками. Затем пробовали испугать подобным образом еще одну молодую девушку — уронили ей на голову сосновую лучинку, она вздрогнула и выбежала вон. Потом стукнули молотком в стену, и вышеупомянутая женщина вскочила, но, закрыв руками глаза, скоро опамятовалась. Как ни ничтожны эти случаи, они все-таки показывают, как легко выходят дика­ри из себя и впадают в бессознательное состояние; в какой же степени должна быть развита эта способность у колду­нов и заклинателей, жестоко насилующих человеческую природу свою сильными экстазами и неестественным на­пряжением душевных сил.

У колдунов Русской Лапландии я не нашел никаких, подобных заговорам финнов (luwut, един. — luku) заклинательных формул, видел только некоторые символические действия и по преданию соблюдаемые приемы. Приведу для примера, каким образом русская лопарка лечила вывих. Она долго водила пальцами по вывихнутому члену, как бы отыскивая боль, и наконец, отыскав, ухватила ее ногтями, понесла ко рту, разжевала и