– Ко мне придет посетитель, – проговорил инспектор Хан. – Сиди молча и жди дальнейших распоряжений.

Я зашла за ним в кабинет и села на колени возле стены, как можно дальше от инспектора. Тишина наполнила комнату, давила невысказанными словами, но я крепко сжимала зубы – до скрипа, похожего на треск деревьев в ночи.

– Инспектор, – прозвучал за дверьми голос. – Он приехал.

– Пусть заходит.

Дверь открылась. Внутрь скользнул юноша в шелках. Его лицо лучилось здоровьем, ведь, если слухи не врали, он умывался чистейшей водой с горных вершин. Это был молодой господин Чхои.

– Как любезно было с вашей стороны пригласить меня.

– Вы знаете, почему я просил встречи с вами?

Молодой господин откинул назад подол и, скрестив ноги, уселся на пол за столик напротив инспектора Хана.

– Слышал, вы пытаетесь меня арестовать.

– И все же это не помешало вам явиться ко мне.

– А с чего мне вас бояться? – усмехнулся юноша. – Моя жизнь и так болтается на волоске. Одно слово королевы-регентши – и все кончено.

– Значит, слухи вас все-таки испугали. Вы знаете, что королева собирается с корнем выкорчевать католичество и начнет она с вашего семейства.

Под их холодные слова я вдруг вспомнила о норигэ, которое мне подарил инспектор Хан. Последнее время оно хранилось в моем личном сундуке. Однако теперь обещание, запечатленное в украшении, казалось мне осрамленным, замаранным презрением инспектора ко мне.

– Тамо Соль, – вторгся в мои мысли строгий голос инспектора Хана.

Я вздрогнула и подняла глаза.

Он смотрел прямо на меня, и его взгляд был полон холода и безразличия.

– Сними повязку и покажи господину руку.

Меня поглотила разверзшаяся в груди темнота.

«Просто делай, как он велит», – напомнила себе я.

Я развязала повязку на левой руке и продемонстрировала мужчинам раны, покрытые засохшей коркой крови. Рука выглядела так, словно мне отрезали пальцы, а потом на их место пришили чужие. Инспектор Хан даже отвернулся – наверное, почувствовал себя виноватым.

– И вы считаете это доказательством? – поинтересовался молодой господин.

Инспектор тряхнул головой, отгоняя прочь вид моей крови, а потом вновь посмотрел на этого негодяя.

– Нас преследовали и чуть не убили.

– А я тут при чем?

– А вы как думаете?

Юноша пожал плечами.

– Эти разбойники вмешались в ход моего расследования, – продолжил инспектор Хан, – и один из них упомянул ваше имя. Что вы по этому поводу думаете?

– Значит, вы полагаете, что я нанял ваших преследователей.

– Полагаю.

– Что ж, не буду пытаться вас разубедить. Скажу лишь, что, если бы я и впрямь кого-то нанял, я бы нисколько об этом не жалел.

– Поясните, будьте добры.

– Инспектор, в нашем королевстве месть – не что-то из ряда вон выходящее. Разве можно было бы меня осуждать, пожелай я узнать правду о любовнике госпожи О?

– В каком смысле «месть»?

– Одна крыска донесла мне, что вы поехали в Сувон в поисках определенных сведений, касающихся смерти госпожи О.

– И что бы вам хотелось выяснить?

– Возможно, я был бы не прочь узнать, насколько порочна была госпожа О. Тогда бы я смог открыть всем правду и восстановить свою репутацию, запятнанную изменой шлюхи. Я мог бы также узнать имя любовника госпожи О и наказать человека, что совратил и убил ее. Возможно, я бы хотел свершить правосудие. По-своему. – Он облокотился на столик и наклонился к инспектору. – Я думаю, вы лучше любого другого человека понимаете, что такое ненависть. Кажется, именно вы предложили возглавить католическую зачистку?

Сердце у меня так и подпрыгнуло, и, похоже, молодой господин заметил искривившее мои брови разочарование, потому что он принялся пуще прежнего чернить инспектора:

– Говорят, когда кончится траур по королю Чонджо, вы казните или изгоните всех католиков до единого. Мужчины, женщины, дети – все будут казнены.

– Чхои Джинёп, – тихо произнес инспектор Хан, не сводя с юноши тяжелого взгляда. – Я не нахожу никакого удовольствия в чужих страданиях.

– Но? У столь благородных людей, как вы, господин, всегда есть какое-нибудь «но».

– Есть всего два типа людей. Те, кого ты защищаешь, и те, кого ты готов сокрушить, чтобы они больше никогда в жизни не смогли встать вновь.

– Не все… – сорвались с моих губ непрошеные слова.

Мне вспомнилась госпожа Кан – единственная аристократка, которая с самого начала относилась ко мне по-доброму. Я больно прикусила губы, наказывая их.

– Прошу, – махнул мне молодой господин, – продолжай.

Я сглотнула.

– Просто… не могут же они прям все быть плохими. Не так ли, инспектор?

Уголок губ инспектора Хана дернулся.

– Они все плохие. Их учение поощряет разделение. Настраивает отца против сына, сына против отца, мать против дочери, дочь против матери.

Молодой господин небрежно бросил:

– Прямо как оно разделило вашу семью, да, инспектор?

Его взгляд скользнул к полке с черной лакированной шкатулкой, из которой полицейский Кён украл письмо. Я и забыла о ней совсем.

– Вас это нисколько не касается, – отрезал инспектор Хан.

– Ну что ж. Тогда мне пора, а не то я опоздаю к полднику, – молодой господин, поднимаясь, перекатился с ноги на ногу и пригладил складки на одежде.

– Я с вами еще не закончил, – в голосе инспектора Хана послышалось раздражение.

– Можете допросить меня, когда получите ордер.

Юноша повернулся к выходу. Я на ослабевших ногах подошла открыть дверь. Однако молодой господин остановился и через плечо кинул инспектору:

– Позвольте лишь прояснить один момент. Найми я кого-то следить за вами, я бы преследовал желание отомстить за репутацию, а не за разбитое сердце. Я никогда не любил госпожу О. И в принципе ни к кому не испытывал подобных чувств.

* * *

Весь оставшийся день слова молодого господина не шли у меня из головы. Он знал – да все, кажется, знали, – насколько глубоко инспектор Хан презирал католиков. Но я никак не могла понять, какое отношение имеет прошлое инспектора к смерти госпожи О.

Несмотря на мои раны, старшая служанка не стала давать мне послаблений. Поэтому, пока я по ее приказу точила ножи о точильный камень, я мысленно выстроила остальных подозреваемых в ряд. Все-таки мне чрезвычайно не хватало порядка в этом хаотичном внешнем мире.

Вот дерзкий молодой господин, заявивший, что женщины вроде госпожи О заслуживают смерти. Не сомневаюсь, он считает себя неуязвимым перед лицом полиции, раз может кидаться подобными словами.