Шрифт:
Закладка:
— Прости… Я был слишком занят и не мог ответить тебе… И я не отключал телефон — он сам разрядился. Забыл вчера зарядить, когда выходил из дома.
— А все эти синяки? — Ребекка повнимательнее рассматривает синяки на лице Эдварда. — Ты так и не объяснил мне, откуда они у тебя. Кто это тебя так сильно избил?
— Э-э-э… — Эдвард слегка прикусывает губу. — Да так… Проходил в одном тихом местечке, а потом ко мне пристали какие-то бандиты… Пытались украсть деньги и телефон… Вот мне и пришлось защищаться… И они в итоге побили меня… Но к счастью, ничего не забрали…
— Надо же… — с ужасом произносит Ребекка. — Они сильно тебя побили? Может, стоит показаться врачу? Вдруг они что-нибудь повредили?
— Нет, мама, не беспокойся, со мной все в порядке, — пытается выглядеть правдоподобно Эдвард, убрав с глаз прядь волос. — Ничего не сломано, все кости целы… Всего лишь несколько синяков и легкий испуг… Через пару-тройку дней все пройдет.
— Ох, Эдвард, ну и любишь же ты ввязываться в неприятности… — тихо вздыхает Ребекка, вилкой перемешивая содержимое тарелки. — И пугать свою мать тоже! Знаешь, как я испугалась, когда ты не ответил на несколько звонков и сообщений! Я уже начала думать, что с тобой что-то случилось, и места себе не находила. А когда я уже хотела позвонить всем, кто тебя знает, то ты вдруг сам позвонил мне.
— Не переживай за меня. Я уже не маленький ребенок, за которым надо все время присматривать.
— Я знаю, но для любого родителя его ребенок всегда будет маленьким и беспомощным.
— Не спорю, — скромно улыбается Эдвард, и опускает взгляд в свою тарелку. — Тем не менее прости, что так вышло. Я не хотел пугать и расстраивать тебя.
— Ничего страшного, дорогой, — с легкой улыбкой отвечает Ребекка и гладит Эдварда по руке, которая лежит на столе. — Самое главное, что ты жив и здоров, а синяки пройдут через несколько дней. Конечно, ты заставил меня здорово понервничать, но я понимаю, что не могу контролировать тебя. Хотя мои материнские инстинкты не могут позволить мне успокоиться.
— Я прекрасно понимаю твои чувства и желание быть рядом со мной. — Эдвард также гладит Ребекке руку и пару секунду мягко держит ее, скромно улыбаясь своей матери. — Но то, что я сегодня не ночевал дома, не значит, что со мной что-то случилось. Обычное желание помочь старому другу. Я не отказываю, когда меня кто-то просит о помощи.
— Я знаю, сынок. Однако у меня еще есть желание как-то помочь тебе. Ведь ты уже давно ходишь какой-то подавленный, а я не могу ничего от тебя добиться. Ты постоянно пытаешься увести разговор в другую сторону. Как будто ты не хочешь ничего говорить…
— С чего ты это взяла?
— Ну тогда может, ты расскажешь мне что-нибудь? Хотя бы просто перестань отрицать, что у тебя есть проблемы!
— Э-э-э… А что ты хочешь услышать?
— То, что тебя сейчас беспокоит. Тебя ведь что-то беспокоит, верно?
— Ах, мама… — тихо вздыхает Эдвард и медленно проводит рукой по своим волосам. — Сейчас меня много чего беспокоит…
— Вот и расскажи мне хоть что-нибудь, чтобы я смогла помочь тебе. Мы же с тобой родные люди! Я — твоя мать и имею право знать, что происходит с моим ребенком.
— Я знаю.
— Помни, Эдвард, человек не может скрывать свои настоящие эмоции слишком долго. Рано или поздно он взорвется, как хлопушка, и может разом выдать все свои секреты.
— Я думаю, такое присуще только девушкам и женщинам. — Эдвард с легкой улыбкой уставляет взгляд на свою тарелку и накалывает на вилку немного еды, которую он съедает.
— Нет, милый мой, мужчины тоже не могут все держать в себе, — отрицательно мотает головой Ребекка. — Да, им легче пережить разочарования и потрясения, но им тоже бывает непросто. Очень редко бывает такое, когда мужчина ведет себя, как капризная маленькая девочка. Обычно парни скрывают свои эмоции, лишь изредка выставляя их напоказ. Ты должен сам это понимать.
— Э-э-э… Да… Это правда… Но…
— Ты прекрасно знаешь, что скрываешь от нас очень многое. Уж не знаю, почему: либо не хочешь меня расстраивать, либо считаешь, что тебе нужно самому справляться со своими проблемами.
— Не отрицаю — есть вещи, которые я не могу рассказать тебе. Я не хочу лишний раз тебя нервировать и расстраивать и пытаюсь справиться со своими проблемами сам, а не бегать к кому-то и жаловаться, что у меня ничего не получается.
— Я понимаю, но тебя же никто не собирается осуждать за то, что ты признаешься в том, что с тобой происходит. Зачем делать вид, что все хорошо, когда все невооруженным глазом видят, что тебя что-то беспокоит.
— Я не хочу казаться слабаком. Некоторые люди любят называть меня маленьким капризным щенком, хотя это причиняет мне боль.
— Кто тебя называет маленьким щенком?
— Многие. Для некоторых людей я всегда был сопливым молокососом, который никогда не станет взрослым мужчиной.
— Нет, Эдвард, не говори так! Если кто-то обозвал тебя таковым, это не значит, что ты такой и есть. Не верь всему, что тебе говорят.
— Однако это правда. Все так думают не только потому, что я выгляжу намного моложе. А еще и потому, что веду себя как трусливая собака, которая лает из-за угла и боится выйти, лишь испуганно высовывая свою морду.
— Господи, о чем ты говоришь? — недоумевает Ребекка, сделав глоток свежего гранатового сока из бокала, который она ставит на стол. — Назови мне хотя бы одного человека, который заявил такое.
— Да все меня таким считают… Только в лицо мне это говорят лишь самые смелые. — Эдвард переводит взгляд на еду в тарелке, которую начинает легонько царапать вилкой, запустив свободную руку в свои волосы. — И я не отрицаю, что во мне есть масса недостатков, которые мешают мне жить. И моя трусость — один из них…
— Эдвард, прекрати на себя наговаривать! Чем больше ты думаешь о себе в таком ключе, чем больше будешь уверен в своей неуверенности. Почему ты ведешь себя как противоположность своего брата? Посмотри, какой он уверенный в себе! Он всегда знал себе цену. Будь таким же, дорогой! Перед тобой такой шикарный пример уверенности и любви к себе.
— Ты просто много не знаешь обо мне. Я ведь не рос на твоих глазах и много лет был вдали от тебя.
— Так, дорогой мой, давай-ка ты рассказывай, что с тобой происходит, — уверенно
