Шрифт:
Закладка:
Рэнди просто тупо смотрел перед собой, все еще потрясенный тем фактом, что его отец умер. Умер, видимо, намеренно, не сказав ему.
Застрял на том факте, что Рэндидли несколько лет старательно игнорировал своего отца.
Глава 2048
Эмоции нахлынули на Рэндидли плотными волнами, так что он даже не успел среагировать на появление первого, как на него обрушился следующий. Он стоял в подвешенном сне о старой квартире своего отца, быстро пытаясь стабилизировать свои мысли.
Серое Существо, олицетворение его явно пагубных отношений с матерью, которые теперь служили точкой сплочения всего опасного и свободного радикального значения всего Альфа Космоса, обладало эмоциональным аффектом, который бурлил и бурлил. Содержащуюся в нем разрушительную силу Рэндидли хотел встроить в свои текущие схемы атаки для еще более сокрушительного наступления.
Но это было не то, что он сейчас испытал.
Эмоции, охватившие его, когда он распространял свои чувства через Альфа-Космос и искал Иезекииля Призрачного Пса, совершенно отличались от той буйной и мстительной энергии. Это чувство было темным, тяжелым и смутно влажным. Оно легло на него, как заплесневелое одеяло, холодящее и удушающее.
В изумлении Рэндидли подошел к мягкому дивану и сел. Он не должен быть так брошен. Он почти не общался с Иезекиилем, по крайней мере, в последние несколько лет. Рэндидли мог смотреть на связи с Нижним миром между ними двумя, которые внезапно казались почти заметно увядшими и тусклыми, были тонкими и относительно незначительными. Этот эмоциональный ответ казался необоснованным.
— Так почему… — Рэндидли судорожно вздохнул. Он поднял руки и обнял их за плечи.
Внезапно в центре комнаты появился маленький светящийся каштан. Голос Иезекииля, эхом отдающийся издалека, заговорил снова, без какого-либо подтверждения конца его жизни. «Вот воспоминание, которое я должен дать вам. Это с того дня, как мы встретились, твоя мама и я. Держу пари, мы рассказали тебе милую историю о том, как это произошло… но это было совсем не так. Твоя мать была очень, очень сильной, Рэндидли. Она просто… всегда боролась с чем-то большим, чем она сама. У нее оставалось мало энергии, по крайней мере, когда ей нужно было что-то делать в одиночку. Как воспитывать тебя. Или как попытка полюбить меня».
— П-эй, подожди, мне нужно тебе кое-что сказать. Рэндидли вскинул голову. Он проигнорировал всплывающее воспоминание и окинул комнату пронзительным взглядом. Жалюзи были постоянно скошены, поэтому свет проникал в комнату с явным голубоватым оттенком. Эта влажная эмоция сжала его тело, прилипла к коже и стекала в горло.
Ответа не было. Глаза Рэндидли загорелись. “Привет.
— Я, черт возьми, разговариваю с тобой.
— Ты действительно просто…
— Как когда я был жив, да? Вы уходите, когда вам надоело торговать…
Рэнди громко фыркнул, прерывая свою речь. Он чувствовал это в воздухе; какой бы остаток Иезекииля ни был здесь, он ускользнул после того, как передал это последнее сообщение. Действительно, эхо выполнило обещанную ему роль и двинулось дальше.
Закусив губу, Рэндидли наклонился вперед и уставился на слегка неприятный ковер. Таким всегда был Иезекииль; он ушел, когда был готов, уйдя не с сообщением, а скорее с заявлением, его решение было принято так твердо, что он не желал рассматривать какие-либо альтернативы. Он чувствовал заботу о других людях, но это проистекало из глубоко эгоистичного места. Насколько мог судить Рэндидли, его отцу и в голову не приходило, что кто-то захочет с ним поговорить. Хотелось бы закрытия на своих условиях.
В квартире было очень тихо. На самом деле он находился в довольно паршивом районе рядом с шоссе, поэтому окна часто дребезжали от проезжающих тяжелых восемнадцатиколесных транспортных средств, перевозивших грузы. И все же это был всего лишь сон.
Все казалось фальшивым и застывшим вокруг него.
Случайно, в уголках его глаз выступили слезы, и он начал хихикать. Хотя, если честно… может, я тоже немного такой. Иногда я просто принимаю решение и ухожу. И люди, которых я оставляю
Он судорожно выдохнул. Ему было невероятно досадно, душно в этой знакомой и неудобной комнате с ее ужасной, неестественной тишиной. И все же, чем дольше он сидел там, тем больше влажных эмоций просачивалось по всему Рэндидли. Все больше и больше его душевного аффекта, его образов, потока его значения… все это насквозь окрашивалось тихой и вялой скорбью.
Еще больше слез образовалось и покатилось по его щекам, осторожно следуя по пути, проложенному их предшественниками.
В конце концов, Рэндидли выпрямился. Он сделал медленный, прерывистый вдох. Напряжение вытекало из него, расслабляясь под унылой пустотой горя. Его место заняла странная пустая инерция. Его глаза обратились к всплывающей памяти. Он протянул руку и сорвал каштан, забрав его в свой «Ловец снов долгой ночи», но сейчас было не время его рассматривать. Его эмоции были не в том состоянии, чтобы бороться с этим агрессивным бессознательным.
Тем не менее, с этим зияющим отсутствием в его груди, вызывающим такое широкое смятение в его личности, Рэндидли пришло в голову, что, хотя обуздать и оседлать этого порочного эмоционального зверя может быть трудно, это не будет невозможно. Потому что то, что он чувствовал сейчас, боль, созданная контекстом, была бесконечно более опасной и могущественной. Небольшой разрыв в связи, хотя и с таким символически важным, как отец, принес с собой целый ряд более мелких проблем, которые создали сценарий эмоционального угасания. Количество связей приобретало все большее значение, пока ситуация не превратилась в кашу из сложных чувств и реакций.
Для сравнения, грубую эмоциональную значимость убить было гораздо проще. Когда его тело рухнет, ничего неожиданного не вытащит на свет его падение.
Рандомли снова вздохнул. Он повел плечами. Та преднамеренная пустота, которую он чувствовал, казалось, усиливалась. Мыслью он изгнал себя из мира снов. Вернувшись в область, где находилось его Ядро Пустоты, Рэндидли забрался на вершину и устроился на случай, если какой-нибудь ученик сможет добраться до этой области, пока он был там. Он уперся обеими руками в землю, все еще крепко поглощенный своим медленным горем, наслаждаясь ощущением прохлады камня под собой.
У него не было эмоционального рвения, чтобы попытаться встретиться лицом к лицу с памятью о своей