Шрифт:
Закладка:
Она быстро поднялась, отряхнула фартук и расстроенно прошептала себе под нос:
– Какая же я неуклюжая…
Эверлинг скинул с себя плед. Помощница действительно выглядела расстроенной и немного смущенной, она совсем не смотрела на него и, скорее всего, была уверена, что он еще спит.
– В следующий раз будь осторожней, – сказал Эверлинг.
Девушка подпрыгнула от неожиданности и обернулась.
– Простите! Я не хотела вас разбудить! – воскликнула она, поклонилась и поторопилась выйти из гостиной, оставив Эверлинга одного.
Он осмотрел комнату, вчера явно было не до этого: он слишком вымотался и слишком зациклился на себе. Взгляд зацепился за еще одну фотографию, висевшую на стене, где была изображена семья. «Родители Николаса», – догадался Эверлинг. Где они сейчас были, что с ними стало? Дожили ли они до смерти сына или их казнили раньше? Почему-то он не сомневался, что родители Николаса уже мертвы. Что-то в поведении Селестины выдавало потерю не только внука, но еще и сына или дочери.
Подойдя к стене, Эверлинг снял рамку. Все трое выглядели счастливыми, как и Николас с Селестиной на вчерашнем фото. Женщина, мать Николаса, очень напоминала Селестину в молодости. Пусть он не особо рассматривал плакаты и афиши, у обеих женщин были одинаковые черты лица и улыбки. Он повесил фотографию обратно, и в этот момент в гостиной появилась Селестина.
После вчерашнего Эверлингу не стало легче, но он хотя бы смог не отвести от нее глаз. Он никогда не хотел делать кому-то больно, но жизнь всегда принуждала к этому.
– Уна сказала, что ты уже проснулся, – вместо приветствия произнесла Селестина. – Завтрак скоро будет готов, но твои друзья еще отдыхают. Вы уже думали, что делать дальше?
– Нет, – коротко ответил Эверлинг. – Не было времени.
– Понимаю, – закивала Селестина. – В Партуме оставаться опасно.
Никто из них не сказал вслух, что оставаться опасно им не только в Партуме, но и во всей Форте.
В гостевой спальне на широкой кровати Эванжелина свернулась калачиком и уткнулась носом в подушку. Она обнимала плюшевую птичку как самое главное сокровище в своей жизни. Рядом потянулась Джодера, зевнула два раза подряд и повернулась к дремлющей Эванжелине.
Джодера натянула одеяло до подбородка и с радостью бы поспала еще пару часов. Воспоминания о собственном доме не отпускали с вечера: она очень хорошо помнила мягкую кровать с пуховой периной в своей комнате, множество игрушек и книжек. Помнила вкусную еду, которую готовили кухарки. Помнила, как отец любил и ее, и брата, как обнимал и целовал на ночь. И как впервые посмотрел на них с отвращением. Иногда Джодера думала, изменилось бы что-то, если бы их с Джейлеем мать не умерла при родах. Стала бы она такой же, как отец, или же приняла бы своих детей любыми?
Джодера никогда не хотела быть магичкой металла. Она вообще не хотела обладать какой бы то ни было силой, а той, которая досталась, управляла с трудом. Эванжелина рядом засопела и чуть сильнее прижала к себе игрушку. Джодера по-доброму улыбнулась: Эванжелина для них была как младшая сестренка, о которой непременно нужно заботиться. Джодера чувствовала по отношению к ней то же самое, вот только получалось всегда наоборот: это Эванжелина ей помогала, успокаивала ее. Она погладила Эванжелину по голове, та не проснулась.
По коже прошлись мурашки, когда в голове всплыло разъяренное лицо отца. В тот день он впервые ударил ее и Джейлея. С размаху залепил пощечины и холодно приказал больше никогда к нему не приближаться, потому что такие отродья не могли быть его детьми. Он сказал им, что его дочь и сын погибли.
А на следующий день мистер Элберз позвонил Ирмтону Пини и попросил приехать.
Дядя Джейлея и Джодеры просил брата не отдавать детей, он говорил, что готов забрать племянников к себе, что его жена будет только рада. Но их отец был непреклонен.
– Эти дьявольские выродки никогда не будут частью нашей семьи, – отчеканил тогда их отец.
Джодера зажмурилась.
– Тогда и я дьявольский выродок, – ответил их дядя.
Тогда Джодера не поняла, что значили эти слова, но сейчас… Она резко распахнула глаза и подскочила.
– Дерьмо! – воскликнула она.
Боль, причиненная их отцом и разбившая сердце, отошла на второй план. Их дядя был магом!
– Эва, просыпайся! – Она затрясла Эванжелину за плечо. – Вставай! Я знаю, куда нам пойти!
Эванжелина лениво разлепила глаза. Она привстала, что-то промычала и снова улеглась на кровать, закутавшись в одеяло, но Джодера опять начала ее тормошить.
– Эва! – Джодера потянула ее на пол. – Говорю тебе, у меня есть план!
Она стащила Эванжелину на пол, забрала белое одеяло и кинула на кровать, а после, не дожидаясь Эванжелины, побежала в соседнюю комнату, где спали Джейлей и Герсий. Она выложила им все то же самое и убежала в поисках Селестины, оставив недоумевающего брата: он не догадался, о ком говорила Джодера.
К десяти все собрались на завтрак. Они так устали накануне, что проспали больше десяти часов и все еще чувствовали себя немного потерянными, кроме Джодеры, готовой от радости чуть ли не танцевать.
– Можешь теперь все объяснить еще раз для всех и более понятно? – заинтересованно спросил Джейлей, доедая уже вторую тарелку каши.
Джодера активно закивала, допила чай и быстро заговорила:
– Помнишь нашего дядюшку? Они с тетушкой заходили к нам редко, у них с отцом были плохие отношения, а мы никогда не могли понять, в чем проблема. Он маг, наш дядюшка. Точно тебе говорю, он маг! Мы можем отправиться к нему домой, он должен нам помочь.
– Рискованно, – отрезал Эверлинг. – Он ваш родственник, у него дома солдаты короля точно будут искать.
– У тебя есть варианты получше? – не унималась Джодера.
Селестина молча их слушала и не вмешивалась, хотя, судя по ее виду, у нее точно был какой-то план.
Герсий и Эванжелина тоже ничего не говорили, обдумывая предложение Джодеры. Эверлинг спорил с Джодерой, Джейлей иногда вставлял свои комментарии.
– Что думаешь? – тихо спросила Эванжелина, пальцами коснувшись тыльной стороны ладони Герсия.
Он незаметно вздрогнул.
Герсий немного помедлил с ответом, но в итоге сказал:
– Думаю, это лучшее, что у нас есть.
Эванжелина поджала губы.
– К сожалению. – И коснулась своего ошейника. – В идеале нам бы еще их снять. Кто знает, что нам понадобится сделать ради своей свободы.
Герсий не хотел ей ничего отвечать: