заглушала голоса, раздававшиеся на кухне. Эверлинг помотал головой, не зная, как объяснить накатившую панику. Герсий зашел внутрь и запер дверь. Оказался за спиной у Эверлинга и положил ладони ему на плечи. Паника пронизывала яркими, острыми лучами насквозь, не оставляя возможности даже для капли спокойствия.

Эверлинг никак не отреагировал, но Герсий почувствовал, как мышцы у него немного расслабились.

В такие моменты – они случались нечасто – Герсий забывал, как ему бывало плохо от чужих эмоций, как они съедали его изнутри. В такие моменты Герсий просто хотел помочь Эверлингу, чтобы не чувствовать его боли. Чтобы Эверлинг не чувствовал своей боли. Прикосновения успокаивали как нельзя лучше.

Он погладил его спину, медленно и осторожно, уперся лбом чуть ниже шеи.

Эверлинг позволял. Молча давал разрешение прикасаться к себе, гладить, успокаивать. Об этом никто не должен знать, этого никто не должен видеть, потому что, как только они выйдут, Эверлинг снова вспомнит о злости к Герсию, а Герсий вспомнит о колючести Эверлинга и никогда не напомнит о том, что произошло в ванной комнате в доме знаменитой артистки.

Герсий обнял Эверлинга со спины. Его боль эхом звучала внутри Герсия. Пусть он не мог до конца понять причину внезапной вспышки, но ощущал каждой клеточкой своего тела, насколько уязвимым стал непобедимый Кровавый Император.

Они простояли так несколько минут. Эверлинг накрыл его ладони, на секунду задержал руки, а потом заставил Герсия отпустить. И молча вышел из ванной.

На кухне Эванжелина и Джодера красовались перед Селестиной и Джейлеем, смеялись и шутили. Они давно не были настолько расслаблены и счастливы. Эверлинг остановился в дверях, наблюдая за подругами в блестящих костюмах Селестины, и думал, что из них получились бы прекрасные артистки. Джодера страстно танцевала бы танго, а Эванжелина пела бы мелодичные песни собственного сочинения.

Насколько помнил Эверлинг, Эванжелина когда-то хотела шить игрушки и писать детские сказки, а Джодера как раз любила танцевать. Или просто прыгать под веселую музыку, судя по ее рассказам о детстве.

Герсий вышел из ванной немногим позже. Он выключил воду, на секунду взглянул на свое отражение, поморщившись, и вернулся к остальным. Эверлинга он обошел, стараясь не коснуться, и сел рядом с Джейлеем на небольшой диван.

Селестина захлопала в ладоши, когда Джодера и Эванжелина, взявшись за руки, закружились на месте.

– Девочки, как же вы прекрасны! – воскликнула она и в порыве эмоций вскочила на ноги.

Энергии этой старушке было не занимать.

Эверлинг и Герсий посмотрели друг другу в глаза, напряжение между ними вернулось и снова оглушительно зазвенело, но никто, кроме них, этого не заметил. Первым не выдержал Герсий и опустил глаза. А Эверлинг сразу перевел свое внимание на Эванжелину и Джодеру.

Они не должны были рождаться с магией. Они не должны были рождаться в этой стране. Форта убивала в каждом из них все лучшее.

Эванжелина и Джодера остановились, пытаясь отдышаться. Они широко улыбались, смеялись и не отпускали рук друг друга. Эверлингу они напоминали двух подружек, сошедших со страниц романов. Подругами Эванжелина и Джодера, конечно, являлись, но их жизнь была далека от интересных книжек, которые, Эверлинг был уверен, стояли на полках в домах их семей.

– Вы, может, голодны? – учтиво спросила Селестина, когда все успокоились, а Джодера и Эванжелина без сил опустились на стулья.

Джейлей воскликнул:

– Очень! У вас есть еда?

Джодера хихикнула:

– Конечно есть. Вряд ли бы миссис Рейнольдс стала бы предлагать нам ужин, если бы есть было нечего.

Эванжелина утвердительно закивала: на самом деле она умирала с голоду, но, увидев яркие краски на плакатах и одежде, забыла обо всем на свете. Ее мир сузился до одного-единственного желания – наряжаться в сценические костюмы Селестины Рейнольдс.

– Можешь называть меня просто Селестина. Кому нужно это формальное «миссис»? Меня воротит от такой формальности, я всегда предпочитала дружеские отношения.

Селестина позвала единственную служанку, которую называла исключительно помощницей, и попросила накрыть стол в гостиной, где все могли поместиться без стеснения.

– Что между вами произошло? – обеспокоенно спросила Эванжелина, когда они остались только впятером.

Эверлинг махнул рукой. Герсий промолчал.

– Только не начинайте опять! – взмолилась Джодера. – Так же все хорошо начиналось!

– Где тут что хорошо начиналось? – удивился Джейлей.

– Нам обязательно об этом говорить? – тихо вмешался Герсий.

Все повернулись к нему. Никто ничего не сказал.

Селестина позвала всех в гостиную. Ужин прошел спокойно. Джодера и Джейлей без остановки расспрашивали Селестину о ее карьере, а та с удовольствием рассказывала во всех подробностях, иногда вставала и показывала движения танцев или начинала петь свои песни. Она выглядела воодушевленной, если не счастливой, с теплотой и любовью вспоминая свое прошлое.

Эванжелина с улыбкой представляла все, о чем рассказывалось, мечтая, чтобы ее собственная жизнь и жизнь дорогих ей людей сложилась иначе, не так, как сейчас.

Эверлинг и Герсий иногда переглядывались. Они часто так делали, даже находясь наедине. Начать разговор первым было невозможно как для Эверлинга, так и для Герсия. Герсий начинал чувствовать вину, а Эверлинг – злость. Они не могли сказать друг другу то, что чувствовали, и не могли справляться со своими эмоциями.

Тепло гостиной дарило приятное спокойствие, а вкусная еда, приготовленная помощницей Селестины, вызывала у всех хорошие воспоминания, даже если их было не так много.

Мать Эванжелины готовила имбирное печенье на каждый праздник. Ароматное, пряное и хрустящее, Эванжелина помнила его вкус до сих пор. Последний раз она ела печенье за день до того, как мать сдала ее Ирмтону Пини.

Тогда была зима, кажется, декабрь. Огромные хлопья снега падали с неба, большие сугробы уже никто не пытался разгрести. Они еще не нарядили елку, но коробки стояли в просторной гостиной. Маленькая Эванжелина бегала вокруг коробок и то и дело вытаскивала разные елочные игрушки, танцевала с ними и очень хотела начать украшать дом.

Мать Эванжелины, миссис Сария Фрейр, дала всем горничным выходной, а сама заняла кухню и возилась с печеньем. По дому разносился приятный запах имбиря и корицы. Маленькая Эванжелина убрала игрушки обратно и точно решила, что завтра уговорит родителей развесить все украшения. И вприпрыжку направилась на кухню к матери.

Она обняла за талию маму, заметив, как та напряглась. Сария Фрейр накрыла ладонью руки дочери, натянуто улыбнулась и сказала:

– Милая, мне нужно закончить.

Голос у Сарии звучал искусственно и отстраненно, будто бы она пыталась абстрагироваться от дочери, а потому сразу вернулась к готовке. Маленькая Эванжелина чувствовала: что-то не так, но не понимала, что именно. Последнее время мать вела себя холодно, реже