я, причем навсегда. А сейчас я возвращаюсь в постель, так что уходи из моего дома.

Робин качает головой:

– Ты думаешь, Лу мне больше нравится? Дело в этом? Считаешь, что она затмила тебя? Но мужчины иначе относятся к сексу.

– О боже, Робин. Ты что, не слышишь: уходи…

– Мужчины и женщины… Мы же совершенно по-разному смотрим на секс.

– Пожалуйста! – Хотя мне не следует попадаться на удочку, я позволяю поймать себя.

– Просто мы такие! Существуют такие муравьи, которых изучают ученые. Ими завладевает гриб. Мозг остается мозгом муравья, но гриб управляет его клетками. Мозг – это место водителя, но за рулем гриб. Либидо мужчины устроено похоже. Мы можем сознавать, что это неправильно, и питать сильные чувства к кому-то другому. Но, когда нам предлагают себя, мы занимаемся сексом. В девяти случаях из десяти, – объясняет Робин. – За рулем гриб.

– И ты на полном серьезе утверждаешь, что контроль враждебного гриба над мозгом заставляет тебя заниматься сексом с другой? Ты что, репетируешь на мне свой эстрадный номер?

– Нет! – Робин театральным жестом ерошит волосы и пытается опереться на кухонный стол, но ему мешает тостер. – Когда у тебя есть пенис и работа, на которой ты встречаешь женщин, жаждущих отдаться, – это все равно что быть привязанным к деревенскому дурачку на пивном фестивале. Это неотвратимо.

– А что, у женщин нет таких же желаний, под влиянием которых они могут поступать так же?

– Есть. Но я думаю, что женщины менее зависимы от них. Они разумнее. Я отношу это и к Лу: она понятия не имела о твоих чувствах. Она сказала, что никогда бы не стала со мной спать, если бы знала.

– О боже, как это удобно! Женщины должны были тебя остановить. Это же банка с печеньем Рэва.

– Что?

– Послушай, это любопытно с антропологической точки зрения, как вся болтовня о «Мужчинах с Марса»[59]. Но непонятно, почему ты рассказываешь мне все это. Это не имеет отношения к делу. Сколько раз я могу тебе повторять? Все кончено.

– Послушай, может быть, ты еще не поняла, но, черт возьми, я от тебя без ума, Джорджина Хорспайл.

Робин действительно перепутал мою фамилию. Я изо всех сил стараюсь сохранять невозмутимое выражение лица, поэтому ему не удастся узнать о своем промахе. Он станет бесценным украшением коллекции перлов от Робина.

– Мне плевать. А теперь мне нужно поспать, так что, если не возражаешь… – я выпроваживаю Робина за дверь, – пока – и спасибо за милые слова.

Уже собираясь уходить, Робин оборачивается и задумчиво, театральным жестом подносит палец к губам. Как Коломбо, когда он пытается перехитрить подозреваемого, который думал, что допрос закончен, и расслабился.

И я понимаю, что Робин спланировал все это, от начала до конца – швыряние камней, речь о грибах и муравьях, как бы импровизированный уход. Значит, он знал, что я, скорее всего, его отвергну.

– Джорджина, я знаю, что был не прав, когда спал с Лу. Но я не могу отделаться от чувства, что это произошло как раз вовремя, чтобы дать тебе повод уйти. Это похоже на то, как дергаешь дверные ручки и ищешь другой выход – и вдруг обнаруживаешь, что дверь незаперта.

– Если вспомнить, что именно я увидела, когда вошла в твою квартиру, то это все равно что открыть иллюминатор в самолете. Итак?

– Вот о чем я хочу спросить: до того, как это случилось, ты действительно была в меня влюблена и хотела серьезных отношений?

О, так вот в чем заключалась вся игра Робина. Если у меня недостаточно чувств к нему, чтобы помириться, следовательно, он не сделал ничего плохого.

Я слишком устала, и у меня голова идет кругом не только оттого, что меня разбудили. На меня навалилось все: я провела шесть месяцев с тем, кого не могу постичь, кто мне не нравится и к кому, как я сейчас заметила, не испытываю никаких чувств. Плюс моя семья. Плюс Лукас. Поэтому я не могу разобраться разумно ли уступить, если это будет на руку Робину. Я просто хочу, чтобы он ушел и не возвращался. Гордость не позволяет сказать, что он мне нравился. Это будет для него зеленым светом, чтобы продолжать изводить меня.

О, это манипулирование!

Я пожимаю плечами:

– На самом деле нет. Как выяснилось.

– Тогда то, что я сделал, не имеет значения, не правда ли?

– Сейчас не имеет.

Закрыв дверь, я запираю ее.

17

Нас всегда меньше всего волнуют наши реальные проблемы. А порой мы волнуемся без причины.

Моя первая рабочая смена в «Уикер» проходит без событий, да и Лукаса я почти не вижу. Правда, это не мешает мне все время дергаться. Я так отчаянно хочу доказать ему, что он не прав в своем предубеждении, что становлюсь образцовой барменшей – прилежной, усердной, трудолюбивой. Приходится мне напоминать, что пора сделать перерыв. Девлин несколько смущен исчезновением Задорной-Девушки-На-Поминках и пытается вернуть ее с помощью шуток. В конце концов приходится признать, что Лукас вовсе не склонен меня критиковать. Он вообще меня не замечает. Я устраиваю представление перед пустым залом.

То же самое происходит в мои последующие смены. Он остается на заднем плане, в то время как мы с Девлином вдвоем справляемся с неиссякающим ручейком, а затем бурным потоком клиентов. В пабе тот сложный переходный период, когда нужно отпугнуть нежелательную клиентуру и привлечь новых посетителей. Снаружи появилась вывеска «При новом руководстве».

Однако мое везение не могло длиться вечно. Не случайно в этот день празднуют рождение Сатаны: я в последнюю минуту узнаю, что буду работать на Хэллоуин вдвоем с Лукасом Маккарти. Потому что половина «нового руководства» будет в другой стране. Причем это не просто Хэллоуин: в этом году он выпадает на вечер пятницы.

– Я знаю, это чертовски неудобно, но мне придется мчаться на родину. Заболел ребенок, – объясняет мне Девлин. – Несправедливо и дальше заставлять жену справляться одной.

– Ваша семья не с вами, в Шеффилде?

– Ха-ха-ха, нет. Конечно, Мо не вынесла бы это. У нас четырехлетний парень и четырехмесячная малышка. Разве я не говорил? У нас с Люком там имеется еще несколько пабов. План заключается в том, чтобы так наладить тут дело, чтобы «Уикер» мог работать без нас и мы бы управляли им оттуда. Хотя я не знаю, что собирается делать Лукас после всего, что случилось. И у него, в отличие от меня, нет малышей.

Я не спрашиваю, что он подразумевает под этим «после всего, что случилось», хотя меня разбирает любопытство. Не хочется совать нос в