И наконец, третий вариант: Тузинкевич выходит на дорогу, ведущую к Кирсанову, то есть на ту дорогу, по которой они ехали верхом в сопровождении Володи. Здесь одного из попутчиков попросит подвезти его до деревни Ляды, где проживает Баранов, антоновец, с которым Тузинкевича познакомил Донской.

Какой вариант выбрать из этих трех, Чеслав должен решить на месте. И вот он стоит в тени дерева, размышляя, как лучше поступить.

Идти пешком по пыльной дороге в такую жару нет никакого желания. Но этот вариант показался Тузинкевичу наиболее перспективным. «Сидеть дома у жены Федорова и дожидаться оказии, если жена его примет и если у нее остались какие-то возможности, — значит, действовать на авось, — решил Чеслав. — Ожидать возможного связника на квартире у Степанова, если примут родственники, — тоже решение малонадежное и пассивное». Тузинкевич по своему характеру был человек действия, сидеть и дожидаться было не в его привычке.

Перекинув узелок с пожитками через плечо, как делали в ту пору ходоки, Тузинкевич вышел за город. Пыльная, побуревшая дорога безрадостно тянулась вдоль выгоревшей, иссохшей, бесплодной степи. Она терялась где-то вдали и выглядела невероятно уныло. Тузинкевич снял потную рубашку, накинул ее на голову и споро зашагал, жадно всматриваясь в даль.

Так прошагал он часа полтора. Вдали на обочине показался невысокий зеленый куст. Он решил передохнуть и немного подкрепиться. Подошел к кусту, сложил свой багаж, сел в тени и первым делом отпил из фляги теплой невкусной воды. Затем пожевал бутерброд. С тоской посмотрел вдаль, где не было видно ни деревца, а желтели только заброшенные поля. Некоторое время сидел закрыв глаза. Когда открыл, то увидел над дорогой, в той стороне, откуда он недавно пришел, большое облако пыли. «Кто-то едет!» — подумал с надеждой.

Вскоре на дороге показалась телега, запряженная исхудалой лошадью. Тузинкевич собрал свои пожитки и, когда телега поравнялась с ним, окликнул мужика, сидящего в полудреме:

— Добрый день, хозяин. Куда путь держите?

Тот очнулся, поморгал глазами от неожиданности и, придержав лошадь, ответил:

— Тут, недалеко…

— Подвезете?

— Садись… Сам-то откуда?

— Из Тамбова, — дружелюбно ответил Чеслав. — В село Ляды мне нужно.

— Кого там?

— Баранова Ивана.

— О-о! — с удивлением оглянулся возница на седока. — Его, поди, уж и дома нет.

— А где же он?

— Этого я не знаю. Да и знает ли кто-нибудь?! — Он с сомнением покачал головой.

— Что так?

— Да есть к тому свои причины, — уклончиво ответил крестьянин. — Время нонче какое! Я уж довезу тебя до его дома, а там разбирайся сам.

Остальную часть дороги проехали молча. Тузинкевич смотрел на степь, то спускавшуюся в глубокие лощины, где вечернее солнце уже не могло достать земли своими лучами, и поэтому там было сумрачно и прохладно, то поднимающуюся на высокие холмы, где было светло и весело, но уже не жарко. Появились перелески. А когда солнце скрылось за горизонтом, они въехали в большое село.

— Это и есть Ляды, — сказал возница. — Вы знаете, где дом Баранова?

Тузинкевич понял, что его спутник интересуется, был ли он раньше знаком с Барановым. Чеслав встречался с Барановым в Тамбове, а в селе не был. Он хотел было ответить, что знает, но понял, что этот мужик сразу догадается, что в этих местах он не бывал. Поэтому, чтобы не вызывать лишних подозрений, ответил:

— В селе я ни разу не был.

Телега проехала почти все село и остановилась у дома, в котором светилось одно окно.

— Вот дом Баранова, — сказал возница.

Тузинкевич поблагодарил, соскочил с телеги и пошел к дому. Его спутник поехал дальше. Тузинкевич постучал в дверь. Никто не ответил. Он постучал сильнее. На порог вышла женщина.

— Я к Ивану Баранову. Могу с ним поговорить?

— Войдите в дом, — пригласила женщина.

Тузинкевич переступил порог, прикрыл за собой дверь. В комнате было светло от большой керосиновой лампы. Деревянный стол посредине, рядом — скамья. В углу — иконы. Женщина выжидающе смотрела на незнакомого человека.

— А вы кто? — Женщина спросила строго.

— Я был знаком с ним в Тамбове. Миша я. Он должен меня помнить…

— А Ивана нет…

Тузинкевич потоптался в нерешительности.

— Как же быть? Я приехал специально к нему, мне он очень нужен.

— Пройдите, присядьте. — Женщина смягчилась.

Тузинкевич сел на лавку, рядом положил свой мешок.

— Вот так незадача, — сказал он. — Что же мне делать? Возвращаться в Тамбов — на дворе уже ночь… Может быть, можно где-нибудь переночевать?

— Подождите. Скоро придет племянник, поговорим с ним. — Женщина занялась своими делами и перестала обращать внимание на Тузинкевича.

Чеслав сидел на скамье и гадал о своей судьбе. Он пытался было посмотреть на улицу, но в наступившей темноте уже ничего не мог различить. Дни стали заметно короче, а через приоткрытое окно в комнату вливался теплый воздух, насыщенный запахами трав, высохших листьев и чего-то такого, что наполняло душу щемящей тоской.

Спустя примерно час в сенях послышалась возня. Кто-то пришел. Вскоре хозяйка вошла в комнату, где сидел Тузинкевич, вместе с подростком, который, окинув незнакомца долгим пристальным взглядом, спросил:

— Вам нужен дядя Иван?

— Да. — Тузинкевич тоже с интересом рассматривал подростка, подумал: «Неужели он тоже связан с бандитами?»

— Сейчас уже поздно. Утром я схожу в соседнее село и попробую узнать о нем.

— А как же я? — спросил Тузинкевич, глядя на хозяйку.

— Переночуйте у нас. Можно и на сеновале, а если хотите, то в комнате.

— Лучше на сеновале.

Хозяйка дала Чеславу старый ватник подложить под голову, и паренек повел его на сеновал. По дороге спросил:

— Что сказать дяде Ивану?

— Скажи, что его ждет Миша. Он меня должен помнить. Мы с ним встречались в Тамбове.

Сеновал находился над большим амбаром. С одной стороны, там, где не было сена, крыша была решетчатая и проглядывало черное бездонное небо с несметным числом звезд. Чеслав улегся на спину и смотрел на небо. Думал о жене, которая сказала перед отъездом, что ждет ребенка. Он думал и улыбался: в мыслях был дом в Воронеже и мечты о том, как они будут жить, когда вся эта катавасия кончится. Если бы не Матюхин, то уже все было бы позади! Тузинкевич вспомнил этого человека-зверя: квадратное лицо, злые пронизывающие глаза, зычный голос. И сильное мускулистое тело. Такому в руки лучше не попадаться.

Вскоре он уснул. Спал спокойно, ничто его не тревожило. «Что будет, то будет!» — решил он. Ничего худого Матюхин не сделает. Ведь он знает его как эсера, поехавшего с отрядом