извлечения дезертиров были облавы (см. Приложение 4). Они проходили как в сельской местности, где «широкая агитация почти всегда предшествовала посылке вооруженной силы», так и в крупных городах[532]. По словам С. П. Оликова, кампания «повсеместных массовых облав» началась с апреля 1919 г.[533] На Северо-Западе, за редким исключением, облавы не носили сколько-нибудь массового и повсеместного характера, по крайней мере до июля 1919 г. В конце 1919 г. на съезде работников новгородских комдезертир было решено в преддверии массовых облав в городе сформировать «особый штат тайных агентов по примеру тайной разведки»[534]. Для этого широко привлекались добровольцы-комсомольцы, которые стали не только сообщать ценные сведения, но и участвовать в самих облавах.

В самом начале своей деятельности на посту председателя ЦКД С. С. Данилов направил в губернии план проведения показательных облав в пределах волости с целью создания впечатления о неминуемой для дезертира поимке и расплате. Подготовка к проведению облав включала в себя подбор надежной боевой силы, укомплектование отрядов агитаторами. Рекомендовался следующий порядок организации облавы:

Окружив населенный пункт, собрать местный комитет, получить у него сведения о мужском населении и объявить, что укрыватели будут преданы суду.

Тщательно осмотреть совместно с членом комитета помещения и дворы, соблюдая максимум тактичности, дабы не озлоблять население озорством и неблаговидными действиями отдельных людей отряда.

Дезертиров и подозрительных задерживать, при сопротивлении действовать оружием.

Результаты облавы широко огласить по губернии, предложив дезертирам добровольно явиться, обещая им минимальную кару[535].

Наглядную картину облавы на дезертиров дает акция Детскосельской УКД 14–15 июля 1919 г. в деревне Антропшино Покровской волости. Проведение облавы было вызвано поступившими от информаторов сведениями о концентрации там большого количества дезертиров. Для их поимки был сформирован отряд, в который, помимо двух членов УКД и пяти членов местного комитета РКП(б), были включены 75 бойцов караульной роты и 127 человек из запасных батальонов. Отметим, что, по мнению С. П. Оликова, для надежности отряда он должен был не менее чем наполовину состоять из членов партии[536]. Ясно, что при масштабных облавах добиться этого было затруднительно, скорее даже невозможно. Операция в Антропшино проводилась ночью. В деревню вошли 37 человек, которые немедленно приступили к обыскам во всех домах, а остальные были расставлены в оцеплении. Результатом стал арест 33 дезертиров, а также главы сельсовета, который был обвинен в попустительстве и укрывательстве. Ни он, ни местная милиция никаких мер по извлечению дезертиров или информированию УКД до этого момента не принимали[537].

На заседании Новоржевской УКД 25 ноября 1919 г. было решено ужесточить борьбу с дезертирами, «доведя ее до максимума». Шаг за шагом облавы должны были охватить все волости, «считая первой Жадрицкую волость» как наиболее проблемную. Борьба в ней должна была безвыездно вестись до тех пор, пока волость окончательно не будет «изолирована от дезертирства»[538]. Исследователь В. В. Федяшин подозревал местные комиссии в том, что многие из облав были сделаны лишь «для пресловутой „галочки“», а то и вовсе проведены только на бумаге[539]. Это легко представить в рамках рассматриваемых губерний на уездном и волостном уровне. «Сверху» от них требовали признаков активности, зачастую не предоставляя почти никакой поддержки. Местных работников комдезертир, представителей волостных властей наверняка со временем одолевали мысли, что дезертирство – постоянный фактор, неизбежное зло, искоренить его невозможно, и с этим надо просто научиться жить, а бороться лишь «постольку-поскольку». Тем более что в пребывании дезертиров в своих домах были кровно заинтересованы их семьи, то есть собственно население волостей, с которым приходилось считаться.

С августа 1919 г. по март 1920 г. по Петроградской губернии было проведено 547 облав на дезертиров[540]. Некоторые из облав «…обнимали собой целые города»: Кронштадт, Гдов, Детское Село, Ораниенбаум[541]. Весьма «урожайной» оказалась облава под руководством А. С. Славатинского в Детском Селе на следующий же день после отступления из города частей Северо-Западной армии. В конце 1919 г. возглавляемый им же и членом ОКД Федоровским отряд за две недели извлек из Ямбургского уезда более тысячи дезертиров[542].

В городах облавам подвергались в основном следующие категории мест: рынки, различные увеселительные заведения, а также целые жилые кварталы. Не обязательно они проводились силами или по инициативе комдезертир, но их главными целями являлись выявление и арест дезертиров. З. Н. Гиппиус описала в дневнике поразившую ее облаву, когда в одну ночь «почти все дома нашего огромного района были обысканы… По всей нашей улице, бесконечно длинной, – часовые»[543]. Результатом облавы на дезертиров в ночь на 22 июня 1920 г. в Петрограде стали 1436 арестованных, многие из которых были вскоре отпущены[544].

Облавы на дезертиров проходили в том числе и во время официальных массовых мероприятий, что вызывало понятное непонимание и возмущение политических работников. Так, 24 мая 1920 г. в Пскове был организован митинг-концерт. Уже в самом начале «появился отряд Псковского комдезертира во главе с тов. Лонге, оцепил сад, где устраивался митинг и начал что-то искать, на вопрос, что они делают и с чьего разрешения, тов. Лонге ответил, что они ищут милиционеров-дезертиров. Такой поступок отряда повлиял на массу и митинг прервался. Удалось договориться, чтобы отряд ушел, продолжили концерт-митинг, но результата уже не было, и оскорбленная публика стала расходиться»[545]. Возмущенные этим случаем, организаторы митинга требовали у председателя Псковской ГКД разобраться в случившемся и наказать виновных в столь топорных и неуклюжих действиях. Желание комдезертир в короткий срок неожиданно проверить множество людей, удобно сконцентрированных в одном месте, весьма понятно.

Облавы на Северо-Западе проводились в основном силами отрядов ВОХР под руководством представителей УКД или ГКД. Для предотвращения массовых нарушений и злоупотреблений во время подобных мероприятий была установлена персональная ответственность председателя УКД за деятельность отрядов по его заданиям в пределах уезда, «подобно тому, как осуществляется принцип ответственности Военного Комиссара волости за каждого дезертира в пределах волости»[546]. К каждому такому отряду прикреплялись «специальные политические представители», их роль заключалась в контроле и наблюдении за законностью действий отряда, пресечении чрезмерного увлечения «карательными и жестокими мерами»[547].

Большие опасения ЦКД в феврале 1919 г. вызывали сообщения с мест о «самоснабжении» продовольствием отрядов по ловле дезертиров, выдвинувшихся в волости и предоставленных, по сути, самим себе. Комиссия добивалась принятия решения о переводе таких отрядов на пайки по красноармейской норме, ведь иначе, «оказавшись [в] критическом положении, они будут прибегать к самочинным реквизициям, что может вызвать недовольство местного населения»[548]. 24 июля 1919 г. за подписью губернского военкома М. Е. Сергеева и председателя ГКД И. Е. Шапочкина была