Шрифт:
Закладка:
Мои легкие наполняются воздухом.
Верно?
Бриэль опускает руки.
– Я хочу лишь быть той, кем ты надеялся меня видеть в ту минуту, когда решил, что я достойна этого места, – намеренно шепчет она. – Но у меня ничего не получится, если ты не поможешь мне понять, какой я должна быть.
Я выставляю грудь вперед, пытаясь вытянуться и сбросить тяжесть, что все растет и растет.
И растет, мать твою.
Она хочет быть той, какой я хочу, чтобы она была.
Какой я хочу, чтобы она была.
Я хочу, чтобы она стала успешнее, чем была, потому что это было предназначено ей судьбой.
Я хочу, чтобы она стала всем тем, чем не хотел ее видеть брат.
Я хочу, чтобы она делала все то, что он ненавидит.
Увидела все то, от чего он пытался ее спрятать.
Боль и гнев, опасность и решимость.
Я хочу, чтобы она оказалась в центре неприятностей и сама пробила себе выход.
Я хочу, чтобы она перестала быть тем, кем является сейчас, и стала всем тем, чем не является.
Именно для этого я и привез ее сюда – чтобы изменить ее, дать ей больше и использовать, чтобы вывести из себя ее брата?
Разве не так?
Создать что-то новое для младшей сестренки Баса Бишопа.
Уничтожить мягкость, похоронить яркий свет и привести в темноту?
Стереть все то, чем она была, и переписать ее заново.
ВЕРНО?!
Я не осознаю, что задерживаю дыхание, пока мне на плечо не опускается твердая рука.
Я встречаюсь взглядом с Мэддоком, он опускает подбородок.
«Возьми себя в руки, брат», – вот что он говорит.
С его помощью у меня это получается. Я заставляю себя расслабить мышцы и выдавливаю из себя смешок.
Хватаю мяч, который он подает, и начинаю отходить назад. Бриэль пристально на меня смотрит.
– Это… – Я умолкаю, встаю в стойку и забрасываю трехочковый. Потом поворачиваюсь обратно, не останавливаясь, пока не оказываюсь прямо перед ней. – Самая жалкая речь из всех, что я слышал.
Она смотрит мне в глаза.
– Сильно в этом сомневаюсь.
– Не сомневайся.
– И тебе пора, – мягко произносит она. – Тебя ждет твоя девушка Брей.
Девушка Брей?
Я оглядываюсь.
Рядом с двойными дверями, ведущими в пустую раздевалку, стоит Кэти Кей, делая вид, что не подслушивает.
Она далеко не моя, просто одна из тех, с кем мне нравилось играть, но этого я не говорю.
Я облизываю губы.
– Ты ошиблась, знаешь, – мы встречаемся глазами. – Ты сказала, что девушки Брей достаточно хороши для нашей постели, но не для сердца.
Не уверен, что Бриэль это осознает, но она отступает на шаг назад, прежде чем спросить:
– То есть ты смог бы полюбить девушку, что отдалась бы тебе, хотя ты этого не заслужил?
– Нет.
Она хмурится, но недолго.
Она понимает, о чем я говорю.
Не только сердца Брейшо – закрытая зона для девушек, с которыми они спят. Но и их постели.
После этого я отхожу, беру Кэти Кей за руку и на хрен сматываюсь отсюда.
Мне следовало понять уже там и тогда, что Бриэль Бишоп станет для меня проблемой.
Но я не понял.
Глава 12
Бриэль
Я пересекаю футбольное поле и выхожу через задние ворота, вместо того чтобы пройти через передние.
Понятия не имею, будут ли меня ждать на выходе Ройс, Мика или девочки из общежития, но это вряд ли.
Что подтверждается – проходит полчаса, и мне никто не звонит и не пишет с вопросами о том, куда я, черт побери, делась. Я всегда могу сказать, что осталась помогать своему учителю, но, если они спросят его, сомневаюсь, что он солжет им ради ученицы, которую даже не знает.
Впрочем, вряд ли они спросят, да и у меня нет причины врать.
Технически я тут свободный игрок, пока меня не вызовет устроитель игр, а именно Ройс чертов Брейшо со своим бесконечно меняющимся настроением.
Следуя именно этой логике, я сажусь в городской автобус и проезжаю сорокапятиминутный маршрут до края города.
До линии, где заканчивается мир Брейшо и начинается реальный. Сразу за этими кварталами – сады с миндальными деревьями и маленькие частные виноградники. Они простираются на мили, и в самом конце за ними находится шоссе. Оно тоже тянется несколько миль – до следующего настоящего города, и именно по этой причине город, в котором я нахожусь сейчас, функционирует именно так.
Ну, по этой причине и из-за денег, которые через него текут.
Деньги – это власть.
Но деньги – это не всегда хорошо.
Вряд ли кто-то мог бы догадаться, но мы с моим братом не были бедными.
До богатства Брейшо нашей семье, конечно, было далеко, но бедными мы не были.
Голодали ли мы с братом? Да, но только в качестве наказания.
Имели меньше, чем хотелось бы, побрякушек и были чемпионами по донашиванию одежды? О да, но опять же в наказание.
Мы были хилыми и молчаливыми – как и хотелось нашим родителям.
Мой брат по-прежнему не особо разговорчив, но далеко не хил, хотя его внешний вид обманчив.
Если наш отец чему-то и научил его, так это тому, как прятать то, что не должны увидеть остальные.
Я тоже в этом поднаторела, но что касается силы, то я пока еще пытаюсь выяснить, в чем заключается моя.
Я не могу изменить доброте.
И именно за это меня больше всего ненавидел отец. Он говорил, что у меня душа нараспашку и однажды ее разорвут в клочья, если этого не сделает он сам.
Вот только он не понимал, что я была такой, какая я есть, потому что он был таким, какой он есть.
Это была не слабость. Это был выбор.
Моя душа всегда была нараспашку, чтобы мой брат знал – я все еще могу любить. И, признаюсь, чтоб досаждать нашим родителям. Мне нужно было показать им, что я не ожесточилась и не сломалась, как они того хотели. Я видела то, что они пытались скрыть. Я очень рано поняла, что наши родители не были нормальными, хорошими или даже приличными, и я знала, что никогда не стану такой, как они.
И за это я более чем признательна своему брату. Мы с ним, несмотря на все происходившее, любили друг друга. И одного только этого было достаточно, чтобы пережить завтра, которое, мы знали, будет точно таким же, как сегодня.
Мой брат… Кстати, где он?
Я сижу на краю пластикового,