тревожили жильцов. Спрятавшись за укрытиями, Эрих и Жюли наблюдали, как в окнах загорается свет, люди отодвигают шторы, смотрят на улицу, ничего не понимая.

– Психуют, – говорила Жюли. – Не понимают, что происходит. Они-то думали, что всё понимают, а вот нет, не всё.

Стрельба по окнам Жюли прискучила, захотелось попробовать по людям.

– Убить же нельзя?

– Нет. Повредить что-нибудь можно, если в лицо попасть, в глаз. И нас заметят.

– А мы издали. И не в лицо, а по туловищу.

– Не попадем. И шарики далеко не летят.

– Давай попробуем.

– Вот пристала. Ну, давай.

– Я первая, ладно?

Они ходили, выбирали удобное место и жертву. Эрих понимал, что это не совсем нормально. Его также слегка беспокоило, что нарушен режим, что он бросил тренировки, что в квартире не убрано, везде валяются вещи Жюли, которые будто сами появились, Эрих не помнит, когда она их принесла, но ему было слишком хорошо в эти дни. Он не понимал этого своего состояния, нового для него, и с любопытством за ним наблюдал.

Жертву они нашли в «Дубках». Мужчина сидел один на лавке. В теплой куртке, в шарфе, в зимней старомодной меховой шапке. Выглядывая из кустов, Жюли шептала:

– Попаду в шапку или не попаду?

И выстрелила. Не попала, тут же выстрелила еще раз. Попала – мужчина обеими руками схватился руками за шапку, вскочил, оглянулся. Крикнул:

– Это кто там?

– Я. – Жюли встала во весь рост.

– Сдурели, что ли? Зачем кидаетесь?

– Я не кидаюсь, а стреляю. – Она показала пистолет.

Мужчина несколько секунд смотрел на Жюли, на вставшего рядом с нею Эриха и быстро пошел по аллее, оглядываясь.

– Даже скучно, – сказала Жюли. – Ничего, будет знать теперь, что его в любой момент настигнет.

– Что настигнет?

– Что-нибудь. Достать бы настоящий, убить кого-нибудь взаправду.

– За что?

– Всегда есть за что. Никогда не хотел кого-нибудь убить?

– Нет.

– Врешь, все хотят. Но боятся. А выстрели в меня.

– Зачем?

– Хочу попробовать. Выстрели. Только не в лицо.

– Не буду.

Жюли уговаривала, Эрих не соглашался.

Споря, вернулись домой. Выпили, что-то съели, Жюли опять взялась уговаривать. Разделась, встала у стены, закрыла лицо руками.

– Ну, давай, прошу.

– Ты чокнутая.

– Как и ты. Пожалуйста. Не в жизненно важные органы. Ты меткий, ты сумеешь. Пожалуйста. Тебе же хочется.

Да, Эрику хотелось. И он выстрелил. Попал в живот. Жюли вскрикнула, схватилась за живот.

– Блин, как больно.

– Хватит?

– Нет. Еще раз.

– Ты совсем?

– Еще раз, прошу.

Эрих выстрелил. И еще раз, и еще. Жюли корчилась, а он стрелял. В стенку постучали соседи. Была уже ночь, ночью все звуки слышнее.

Эрих подошел к Жюли, обнял ее. Она плакала. И с плачем потащила Эриха в постель. Они занимались, как принято говорить, любовью, а на самом деле друг другом, а если совсем точно, то собой, добывая для себя удовольствие из другого человека. Жюли была над Эрихом, лицо то приближалось, то отдалялось, как и все тело. Движения становились все быстрее. И вдруг она схватила Эриха за горло и начала душить. Эрих с трудом оторвал ее руки, сбросил с себя и с постели. Жюли села на полу, обхватила колени руками. Подрагивала, будто сразу же замерзла.

– Дура, – сказал Эрих. – Убить, что ли, меня хочешь?

– Почему нет? За тебя много не дадут. Ты никто. Что ты есть, что тебя нет, никакой разницы. Давай я тебя убью, а? Все равно для тебя этим кончится, – то ли шутила Жюли, то ли говорила серьезно.

– С чего ты взяла? – спросил Эрих.

– На лбу написано. Ты обреченный.

Мне пора ее прогнать, думал Эрих. Она сумасшедшая. И меня с ума сведет, если уже не свела. Да и деньги кончаются, пора бы что-то придумать.

Но лень было придумывать, лень было что-то делать, все было лень.

И болтаться по окрестностям стало лень, все чаще сидели, вернее, лежали дома, глядя по телевизору все подряд. Однажды вечером кончилась выпивка, Жюли хотелось еще, но не хотелось идти. И Эриху не хотелось идти.

– Давай монетку бросим, – сказала Жюли.

– Принеси – бросим.

– У меня нет монетки.

– У меня есть. В куртке, в кармане.

– Я по чужим карманам не шарю.

– Значит, обойдемся.

– Ты можешь обойтись?

– Могу.

– Титан. Ладно. Давай сейчас переключу канал, и, если будет реклама, пойдешь ты.

– Там все время реклама.

– Неправда, рекламы меньше, я рискую.

Может, рекламы и меньше, но Эрих заметил: если переключаешь канал, почти всегда попадаешь на рекламу. Наверное, телевизор так устроен, чтобы подсовывать рекламу при переключении. Как в интернете: интересующее тебя видео всегда начинается с рекламы, без нее не посмотришь.

– Тогда так, – сказала Жюли. – Неважно, что там будет. Если в кадре мужчина, идешь ты, если женщина – я.

– А если и мужчина, и женщина? Или много людей?

– Переключаем, пока не будет кто-то один. Идет?

– Ладно.

Жюли переключила. Фильм с погоней. Много людей одновременно. Жюли переключила. Счастливая семья за столом. Реклама. Жюли переключила. Любовная сцена. Он и она. Жюли переключила. Мультфильм. Одноглазые желтые существа, непонятно кто.

– Я все равно не пойду, – сказал Эрих. – Или пойду с тобой. Проветримся хотя бы.

Отсутствие выбора легко решает любой спор.

– Сволочь, – сказала Жюли.

И встала, чтобы одеться.

Они шли по улице, где без них началась настоящая зима – воздух холодил лицо, тихо падал пушистый снег, тихо ехали по улице машины, все было белое, сказочное. Жюли так и сказала, выдохнув пар:

– Сказка.

Одна из встречных машин вдруг притормозила, сдала назад, включив аварийное мигание, стекло опустилось. Из машины повеяло теплым запахом и теплой негромкой музыкой. Мужской голос спросил:

– Юль, ты?

Жюли повернулась, пригнулась, заглянула в машину.

– Да неужели? – воскликнула она. – Ты что тут делаешь?

– Мимо еду. Как у тебя?

– В целом хреново, а пока замечательно.

– Подсядь на минутку.

Дверца распахнулась, Жюли села, сказав Эриху:

– Я сейчас.

Дверца захлопнулась, стекло поднялось.

Эрих стоял и смотрел в сторону. Шло время – так же бесшумно, как снег.

Аварийное мигание прекратилось, машина тронулась с места, быстро набрала скорость. И исчезла за поворотом.

Эрих постоял, дожидаясь, что ему что-нибудь подумается или почувствуется. Но ничего не подумалось и не почувствовалось. Он вернулся домой и занялся уборкой. Загрузил в мойку посуду, сложил в строительный мешок скопившиеся пустые бутылки, а в другой запихал вещи Жюли. Мешок с бутылками вынес на мусорку, а мешок с вещами оставил в прихожей. Сменил постельное белье, проветрил комнаты, принял душ и лег спать.

Через два дня в дверь позвонили. Эрих открыл, там стоял мужчина без маски.

– Привет, – сказал он.

– Маску наденьте,