Молотова, какие вопросы есть у меня, я поднял следующие вопросы: “Положением о Совете” не предусмотрен вопрос, кто будет заниматься решением вопроса об открытии церквей, как юридически это будет проводиться?

Товарищ Молотов ответил: “Я считаю, что этим делом должен заниматься ваш совет прямо и непосредственно, а юридически оформлять это будут местные облисполкомы”. В связи с этим я спросил товарища Молотова: если это возлагается на совет, то я хотел бы получить линию в работе и будут ли решения совета по вопросу открытия церквей окончательными?

Товарищ Молотов дал следующие указания. Пока не давать никаких разрешений на открытие церквей, а провести следующее: имеющиеся в совете заявления об открытии церквей переслать на места на заключение, разобраться в обстановке, узнать, где сколько заявлений, о каких храмах конкретно идёт речь, знать мнение патриарха и затем представить правительству письмо, в котором показать обстановку и свои предложения, где совет считает целесообразным открыть церкви. В последующем по вопросу открытия церквей входить за санкцией в правительство и только после этого спускать указания в облисполкомы. Товарищ Молотов сказал, что открыть церкви в некоторых местах придётся, но нужно будет сдерживать. Решение же вопроса за правительством” (см. “Московский комсомолец”, 23 сентября 2010 г.) Как видим, Молотов, вместо того, чтобы дать разрешение на открытие церквей, создал бумажную волокиту, что сделало открытие какой-нибудь сельской церкви делом чрезвычайно трудным.

Как видно из дневника, в церковных делах Г. Карпов подчинялся К. Ворошилову, но последнее слово было не за ним: «Январь 1947 г. Я доложил тов. Ворошилову, представив при этом записку, что патриарх Алексий просит содействовать ему в покупке за наличный расчёт машины “ЗИС‐110” в связи с тем, что предоставленная ему машина правительством пришла в почти полную негодность.

К.Е. сразу согласился с этим предложением и написал резолюцию: “Тов. Берия. Поддерживая ходатайство тов. Карпова, прошу ваших указаний”».

Сам Г. Карпов был служащим Народного комиссариата государственной безопасности (НКГБ). В дневнике он писал: «Октябрь 1943 г. Я доложил товарищу Молотову, что до сегодняшнего дня я свои обязанности Председателя Совета совмещаю с исполнением обязанностей начальника отдела в НКГБ и что имею поручение тов. Меркулова спросить, следует ли меня освободить от работы в НКГБ или совмещать? Товарищ Молотов ответил на это: “Сейчас я Вам не могу сказать, мы ещё подумаем. Если Ваше должностное положение в НКГБ не публикуется в газетах и не придано официальной гласности, то я считаю возможным совмещение, но решим это позднее”». [Из органов КГБ Карпов был уволен лишь в марте 1955 г. Совет по делам РПЦ он после этого возглавлял ещё пять лет.] Как видим, Молотов всячески противился открытию церквей, создавал труднопреодолимые препятствия.

Но вот кончилась Великая Отечественная война — однако в антицерковной политике ничего не изменилось.

27 марта 1948 года зампред СМ СССР К. Ворошилов подписал распоряжение № 3506‐рс об открытии религиозных зданий. В частности: “По мусульманскому вероисповедванию — 19 мечетей (приводится список); по иудейскому исповеданию — 1; по армянской церкви — 2; по старообрядческой церкви — 10; по православной церкви — 23”. Вроде, всё хорошо… Но 28 октября политбюро ЦК ВКП(б) принимает постановление “О распоряжениях СМ СССР об открытии церквей и молитвенных зданий” с выговором Ворошилову: “Указать т. Ворошилову, что он поступил неправильно, подписав распоряжение, т. к. такие распоряжения должны утверждаться Советом министов СССР”, т. е. лично Сталиным; “Отменить подписанное т. Ворошиловым распоряжение № 3506‐рс”.

И если до 1947 года советские власти и открывали некоторые храмы по настойчивым просьбам верующих, то с 1948‐й по 1953‐й годы ни один новый храм не был открыт, несмотря на просьбы верующих. Попытки новоизбранного (после смерти в 1944 г. Сергия) Патриарха Алексия I встретиться со Сталиным не увенчались успехом. В 1946 году духовенство было обложено огромным налогом. В 1947 году было создано “Всесоюзное общество по распространению политических и научных знаний”, одной из целей которого было атеистическое воспитание. До июля 1941 года эту роль выполнял “Союз воинственных безбожников” Е. Ярославского. В 1948 году запретили проведение крестных ходов, которые во время войны проводились. С 1 января 1947 года по 1 июня 1948 года было арестовано 679 священников.

За 1948–1952‐й гг. было закрыто 1314 приходов, в 1946–1947‐м гг. было ликвидировано 16 монастырей.

В 1949 году Г. Карпов вызвал к себе Патриарха Алексия и сказал, что нужно готовиться к торжествам по случаю 70‐летия Сталина. Во всех церквах должны читаться акафисты вождю и должен быть выставлен его портрет. “Вы должны всегда помнить, — сказал Карпов Патриарху, — что свой сан получили из рук товарища Сталина” [62]. Сталин, который к тому времени уже считался корифеем всех наук, видимо хотел “официально”, с благословения церкви, стать и духовным вождём народа.

Показательно, что при этом “духовном вожде”, с 1926‐го по 1956 год, Библия не издавалась. Вообще. То есть все имеющиеся в стране экземпляры Ветхого и Нового Заветов были изданы до Октябрьской революции — ясно, что их сохранились единицы. Издавалась лишь, и выдержала несколько изданий, пародия на неё — “Библия для верующих и неверующих” “Емельяна Ярославского”.

Например, в киоске Троице-Сергиевой Лавры продавалось несколько молитвословов и свечи. Не издавалась ничего — ни Житий, ни трудов священников, ни богословских книг.

Церковь была нужна Сталину лишь как тактический союзник в годы войны. Церковь должна была призвать народ на защиту “священной Родины”. Священники участвовали в прославлении Сталина: “Глубоко тронутые сочувственным отношением нашего всенародного Вождя, Главы Советского правительства И. В. Сталина к нуждам Русской Православной Церкви, приносим Правительству нашему общесоборную искреннюю благодарность”, — писали в 1943 году съехавшиеся на Архиерейский собор епископы.

Но надежды церковного руководства на дальнейшее плодотворное сотрудничество с Советской властью и после войны не оправдались. Логично: сделали дело (призвали к защите страны, собрали деньги фронту) — и до свидания.

Сталин и Каганович

«У меня один брат — товарищ Сталин!»

Реакция Кагановича на арест его родного брата Михаила.

Главным идеологом политики “расправославливания” России был Лазарь Моисеевич Каганович. Известный исследователь сионизма Евгений Евсеев написал книгу о деятельности Кагановича “Сатрап”. И, “по совпадению”, как только он начал публиковать главы из книги в газете “Советский патриот”, был убит. Поздно вечером 10 февраля 1990 года он был обнаружен лежащим на разделительной полосе на 78‐м километре Московской кольцевой автобмобильной дороги (МКАД); неподалёку стояла его машина с работающим двигателем. 15 февраля он, не приходя в сознание, скончался в Центральном институте травматологии и ортопедии (Ц И ТО)[63].

В 1996 году была издана книга воспоминаний Л. Кагановича