Шрифт:
Закладка:
– Сынок, помоги мне с вами двумя пообщаться. Дублируй, пожалуйста, Глебу, всё, что я сейчас буду говорить.
– Без проблем. Что ты хочешь нам рассказать? – приготовился сын к роли переводчика.
– Отец Тихомир дал нам понять, что мы сами должны дойти до значения чуда. Я долго размышляла над его словами. И, в конце концов, поняла, что прежде чем отвечать на сложные вопросы необходимо начать с малого, с того что необходимо убрать, чтобы прозреть. Оттолкнулась от укрепляющего дух каркаса ценностей, подаренного предками-казаками, у которых во главе угла стояли и стоят Вера и Верность Отечеству. И сразу всё сложилось…
– Мам, давай как-то покороче или делай паузы. Я забываю всё предложение, – нахохлился Паша.
Пообещав выражаться конкретней, психолог продолжила:
– Гордыня. Это главный грех. Он чёрной мглой укрывает светлые мысли. Отравляет душу испорченным завышенным самомнением. С точки зрения психологии всепоглощающий эгоцентризм имеет следующие симптомы: отсутствие работы над недостатками, обидчивость, превозношение себя, с целью, чтобы другие восхищались. Список можно долго продолжать, я перечислила лишь те перегибы, которые отыскала в себе. Я так рада тому, что у меня растёт любимый сын, что восхваляю каждый его чих. Вместо того чтобы принимать, его таким, какой он есть, пытаюсь навязать нечто большее, чтобы ещё больше им гордится. Закупаю тонны литературы по психологии и красуюсь знаниями среди коллег, а могла бы пойти на повышение квалификации и в большей степени помогать людям.
Ни с того, ни с сего, получив новую порцию перевода, Глеб перехватил эстафету покаяния: – А я пытаюсь спорить, навязывая всем свою правоту. Хочу, чтобы все видели, какой я умный и восторгались моими знаниями. Но на самом деле я не особо умный, я в большей мере начитанный. Анализировать мне ещё учиться и учиться. Плюс шустрость эта неукротимая, показала, что я медлительный. Так что Паша, спасибо. Раньше я был уверен, что это другие торопыги, а я всё делаю размеренно верно. А теперь вот увидел себя со стороны и понял, что надо как-то ускориться.
– Не надо! Ты мне как раньше больше нравишься! Прошу хватит, не надо ушустряться! – хохотнул Степанцев.
Все трое уйдя во внутренние чертоги разума, ещё порассуждав наедине с собой, забылись беспокойным сном.
*ям – дорожная станция, обустроенная каждые 40-50 вёрст.
**ямщик – кучер на ямском экипаже.
Глава18
Паша проснулся от пронзительного свиста и лихого гиканья. Спросонья подумалось, что весь этот шум ему показался, но затем, когда раздался глухой удар по карете, сомненья вмиг улетучились. На них напали. Зачастившие щёлканья кнута и подпрыгивание кареты на ухабах, подсказали, что ямщик свернул с дороги. Чтобы избежать ударов о стены кареты, приходилось крепко держаться. Паша ограничил перемещение кубанки по сиденью, подперев её ногой. Перепуганная Елена Юрьевна вцепилась в края кубанки. Юноша встретился взглядом с другом.
– Глеб, что думаешь, кто это?
– Какая-нибудь шайка. На последнем яме мы не отходили далеко от кареты, но выходили из неё. Возможно, грабители приметили нас и решили, что мы некий конвой, который охраняет ценный груз.
– И что теперь?
В этот момент карета наскочила на какое-то препятствие, накренилась и перевернулась. Паша подхватил мать, предотвратив её падение, и сунул в кожаный мешочек.
– Посиди пока тут! – безапелляционно крикнул сын.
Всё замерло. Рокот биения сердца не позволял думать рационально, Степанцев хотел только одного: вырваться из тёмного, каморочного пространства кареты и встретиться с врагом лицом к лицу. Паша кое-как поднялся, встал под оказавшейся над головой боковой дверью и с силой ударил. Та с треском открылась. Паша выпрямился. Его плечи выпирали из проёма двери. Он огляделся. Предрассветный туман клубился между деревьев. Навскидку их окружал отряд разбойников размером не больше дюжины.
С боку показалась голова Бойченко, и он невольно шепотком процитировал вспомнившиеся строки Пушкина из поэмы «Братья разбойники»:
«…
Живут без власти, без закона.
Меж ними зрится и беглец
С брегов воинственного Дона,
И в черных локонах еврей,
И дикие сыны степей,
Калмык, башкирец безобразный,
И рыжий финн, и с ленью праздной
Везде кочующий цыган!
…»
Из толпы раздался сиплый голос: – А вот и голубчики наши выпорхнуть хотят!
Бандиты расхохотались. Один спрыгнул с коня и стал вязать понурого ямщика. Ещё несколько человек спешилось, и перевернули карету. Угадав их манёвр, ребята успели крепко ухватиться и, сменяя опоры, устояли на ногах, а затем с высоко поднятыми головами вышли наружу. Промозглый ветер дул в лицо, вышибая слезу, Паша лихорадочно пытался придумать, что предпринять, но н одна здравая мысль его не посетила.
– Уходим! – скомандовал владелец сиплого голоса.
Краем глазом приметив бандита с рыжим чубом, но, не успев даже двинуться, парни оказались с мешками на головах. Ещё через мгновение им связали руки и запихнули обратно в карету. Переговариваться не имело смысла. Чьё-то прерывистое дыхание и неприятный запах чеснока и лошадиного пота выдавали, что они не одни. Карета, изрядно скрипя, снова двинулась в путь.
Глава 19
Их освободили от пут, когда бледное солнце, мелькающее за многочисленными полка́ми туч, поднялось высоко в небо. Без ощущения тяжести сабель было тоскливо. Паша и Глеб, не сговариваясь, встали спиной к спине и буравили взглядами округу. Распряжённая карета топорщилась островком посреди селения, схожего с хуторком или крохотной деревенькой, со всех сторон которой напирала глухая чаща. Частично облысевший лес затих в безмолвии. Покосившиеся избы и новые срубы соседствовали друг с другом. По двору, вольготно передвигаясь, гоготали гуси, кудахтали куры. Из хлева и загонов слышалось мычание коров, ржание лошадей, блеяние овец и хрюканье свиней. Добротно одетые девицы и ребятня под навесом у амбара шустро перебирали рыбу, не обращая внимания на пленников. Под глаза попадались множественные изделия из чугуна, начиная от кованых решёток на окнах и литых дверок в дворовых печах, и заканчивая узорчатыми стульями, скамьями и даже парой искусно выполненных садовых мини-фонтанов. Паша сделал вывод, что это селение было не бедным. Плотная околица окружала стан шайки. У ворот и по периметру виднелись крепкие парни. Одни сидели на скамейках, другие беззаботно прогуливались, но острый взор по-крестьянски одетых мужиков выдавал дозорных. Территория хорошо охранялась. О побеге не могло быть и речи.
Потоптавшись у кареты, друзья прошли к ближайшему дому и молча уселись на завалинку, где уже устроился угрюмый ямщик. Тут же из-за угла избы к ним выпорхнула пригожая девчонка в малиновом домотканом шугае* поверх тёмно-фиолетового косоклинного сарафана. На вид ей было
