Отец Тихомир покачал головой:

– Проведение не причудливые дела делает, а такие что нам невдомек, как ни стараемся, да не можем охватить весь замысел Божий. Чтоб твердь не терять от нас, помимо соблюдения заповедей, одна малость требуется, за словами следить что сказываем. Отчего молитвы берегут, не дают новшества вставлять? Да потому что утратит коверканная молитва силу вселенскую, коей её Творец наделил.

Без раздумий, Глеб застрекотал как автомат:

– Люди же на разных языках разговаривают. Все молитвы в переводе. Как тогда сила в них первоначальная держится?

– На о́бразах всё строится. Называем мы их по-разному, да в разуме видим то, что было ниспослано человечеству изначально.

– Эти образы зародились из проповедей Иисуса Христа и других пророков? – Бойченко неистово пытался ухватить суть.

– Родилось всё премного раньше.

– То есть всё от рая пошло? – вставил Паша.

– Помни про аллегории. Эдем это необязательно роскошный сад с деревьями, – тут же шепнул Глеб.

Закивал старец, одобряя толкование Бойченко, и прибавил пищи для ума:

– До сотворения человека Бог скроил образы первоматерий и первоистин, как будущие островки на дороге познания мира. И подарил он созданию своему пути развития, да столько дал, что, сколько уж живёт род людской, а и четверти не изучил, но не Творца в этом вина. Соблазны отвлекают, ничтожно мало времени уделяет просвещению человек.

Паша отрешённо изложил напрашивающийся вывод:

– Дабы сотворить чудо, нам надо пройти ускоренный курс просвещения, – и чтобы хоть как-то перезагрузиться, взъерошивая волосы, юноша спросил, – отец Тихомир, вы такой мудрый, а сколько вам лет?

– Немало, я в 7210 году родился.

– Это вам сколько? – охнула Елена Юрьевна.

– Сто двадцать уж минуло.

– Не понял, – опешил Степанцев.

Глеб с академическим видом деловито пояснил:

– Это по старому стилю расчёт. До знаменитой реформы Петра I, которой царь внедрял европейский календарь, иначе летоисчисление вели.

Одарив безмятежной улыбкой Бойченко, отец Тихомир проронил:

– Да, если как раньше считать, то сегодня на дворе идёт 7330 год от Сотворения Мира. Новый календарь срезал 5508 лет из нашей истории, – монах поднялся: – побудьте покамест в трапезной. Я за короткий срок обернусь.

Юноша, не отдавая себе отчета, сжались и крепче схватились за чашки.

Посмотрев на удаляющуюся спину старца, Паша поделился наспех собранными соображениями:

– Стало очевидно, кто построил здесь Санкт-Петербург, или как он там раньше назывался. С учётом всего этого перерасчёта календаря тут люди задолго до Петра I были. Вот те древние и построили. Одно только непонятно. Почему о такой могучей цивилизации, обладающей невероятными технологиями, могли забыть?

Подперев рукой голову, Глеб ответил вопросом на вопрос:

– А как американцев убедили в том, что они потомки победителей Второй Мировой войны?

Хлопнув себя по лбу, Паша монотонно пробубнил:

– А-а-а, точно. Прямое попадание в ворота. Историю пишут победители. Хотя всё равно не могу понять, почему столь великие проиграли…

– Возможно всему виной какой-нибудь природный катаклизм, та же смена полюсов. И те, кто остался стали править и себя перевели на бумаге на главные роли, – вздохнула Елена Юрьевна.

– Как же разобраться, где истинная правда? – расстроенным тоном произнёс Степанцев.

Не без грусти, но испытывая гордость за мысли чада, психолог подметила: – Сынок, этот вопрос будоражит не одно поколение думающих людей, – и она подвесила извечный риторический вопрос, – да только кто же простых смертных к мировым тайнам допустит?

Когда вернулся старец, за окном, сквозь гонимые ветром редкие тучи, уже мерцали звёзды. Отец Тихомир застал пригревшихся и задремавших прямо у стола ребят, которые услышав его неспешные шаги, выпрямили спины. Монах держал завязанную хитрым узлом пухлую холщовую котомку.

– Выхлопотал я ямскую карету с верным человеком. Трудности пути до Саро́ва это вам сократит, да в просветление позволит удариться. Берите в кухне сухарей и орехов в дорогу отсыпьте. Мешочек же сей передадите настоятелю Свято-Успенского монастыря Саровская пу̜́стынь. Игумен Нифонт порадуется гостинцу, да письмецо прочтёт, что туда вложено.

– А как же есаул в Царском Селе, он же нас искать будет? – замялся Паша.

– Должны ли вы что оному служивому? – спросил старец.

– Нет, – замотали головами подростки, а Глеб добавил, – только «спасибо» сказать забыли.

– Это не беда, коли, благодарность в сердце носите, – успокаивающе вымолвил монах, и чуть более живым тоном прибавил, – кучер ждёт, негоже медлить.

Друзья поспешно привели себя в порядок и, взяв по горсти сухарей в приземистом чане на кухне, остановились в раздумьях, куда бы их положить.

Но тут послышался голос старца:

– Путь дальний. Считай без малого тысяча вёрст.

Будто контуженый Бойченко поделился расчётами:

– Если скорость как у дилижанса, то поездка и неделю занять может.

Степанцев с оголтелым видом схватил с полки два льняных мешка, и один вручил другу:

– Набивай до отказа!

Перекрестившись, мама Паши с содроганием произнесла:

– Забрезжил свет на нашем пути.

*скуфья – повседневный головной убор православных монахов.

**причтовый дом – место проживания причт (группа лиц, служащие в одном храме), также там размещались канцелярия, трапезная, гостиница для паломников и др.

Глава 17

Студёный, с нотками морозной свежести воздух, моментально пробудил ребят, когда они нерасторопно путаясь со ступенькой-подножкой, забирались в холодную карету с закрытым кузовом, запряжённую парой лошадей. Неулыбчивый кучер на козлах, что-то ворчал, прячась в поднятый воротник косматого тулупа. Не успела дверь захлопнуться, как просвистел кнут и экипаж помчался в ночь.

Путешествие оказалось невероятно изнуряющим. Остановки совершались только у ямов* для смены лошадей. За пять суток слякотной дороги, чихающие парни с разболевшимся саднящим горлом, которое удавалось согреть лишь там, где давали гостевой чай, уповали только на то, что их мучения не напрасны. Психолог же невидящим взором всё время смотрела из кубанки на сидении в пустоту перед собой, отрывисто вздыхая, когда подростки гремели простудными проявлениями.

И вот ямщик**, приладив новую пару коней в упряжь, известил, что на рассвете доберутся до мужского монастыря. Сонливость молниеносно улетучилась. Отголоски панического страха зычно затрубили в юных умах. Теснее прижавшись, друг к другу парни тревожно переглянулись.

– Что нас ждёт? – полушёпотом спросил Паша.

– А меня гнетёт вопрос, как они нас нашли? Мы ведь могли куда угодно зайти, – прогнусавил Глеб.

– Я думаю, что они какие-то священные радары выставили и, обнаружив цель, подключают сакральные магниты и улавливают нарушителей, – усмехнувшись, на ходу придумал Степанцев.

– М-да церковь – это не фабрика по производству чуда, а некий механизм, работающий по одним им известным законам.

– Кстати, насчёт чуда. Ты что-нибудь придумал?

– Нет. Подозреваю, что это слово в переносном смысле надо рассматривать.

Услышав последнее высказывание Бойченко, Елена Юрьевна будто