– Идиот! Ты ее загрузил?

– Кого?

– Операционку.

– Но я ничего не загружал.

– Ты сказал, что интерфейс, эта полная хреновина, соответствует твоей экономической теории.

– Да, это так. Хотя я не во всем окончательно разобрался. Возможно, имеются некоторые несущественные отличия…

– Не думаю.

– Почему?

– Потому что ты загрузил свою экономическую теорию в качестве операционной системы. Не знаю, как тебе удалось, но ты загрузил. Только полный кретин, обнаружив десятичную систему счисления в интерфейсе, мог решить, что интерфейс нерукотворен. То есть сам-то интерфейс нерукотворен, весьма вероятно, но то, что в него загружено в качестве операционки – дело рук человеческих. Твоих некомпетентных ручонок, Ванька.

Я застыл, пораженный этой простой мыслью. До меня начало доходить. В самом деле, совпадений с интерфейсом и моей экономической теорией обнаруживалось слишком много – я это сразу почувствовал. Но подумал, что совпадения – из-за моей гениальности: выходит, ошибался. Любой заурядный экономист, окажись на моем месте, получил бы аналогичный результат.

– И что, Ванька, мы имеем?

– Что?

– Твое Мозгомирье распространяется, как эпидемия. Сейчас, вероятно, заражено все человечество. Если не все, то скоро будет заражено все. Если, конечно, от Мозгомирья не найдется антидот, или не обнаружатся люди с устойчивым иммунитетом.

Несмотря на состояние, близкое к шоковому, я нашел силы возразить:

– Даже если ты прав, загрузка операционной системы произошла после нашего разговора с тобой. В таком случае у тебя не могло появиться интерфейса. Интерфейс даже у меня появился позднее.

– Не обязательно. Если это сервер, достаточно загрузки с любого клиента.

Спорить с программистом было сложно, поэтому я не придумал ничего лучше, чем сказать:

– Ты не знаком с моей теорией, Кью.

– Придется, как видно, познакомиться.

– Зачем тебе? Интерфейс никому не мешает. Его, кроме меня, никто и не понимает, по всей видимости. Висит себе и висит, а если не сосредоточивать взгляд, вообще исчезает. Чего ты опасаешься, Кью? Эволюционная ступень сама рассудит и разложит по своим полочкам.

– Я не горю желанием. Это потребуется в том случае, если я не найду способа переустанавливать операционку. Однако, мои возможности ограничены. Я один из миллионов программистов. Если твоей экономической системой заразится все человечество, за Мозгомирье возьмутся такие конторы, о которых лучше умолчать. Боюсь, ты попал, Ванька.

Я ужаснулся.

Договорились встретиться на неделе, а до этого, по мере необходимости, держать друг друга в курсе.

23. К прыгунцам

Юрий Петрович ковылял впереди, а Горбань, не зная, куда нужно идти, неторопливо следовал за ним.

Полкилометра показались Юрию Петровичу вечностью. Когда они дошли, совсем стемнело. Красная полоса освещала кромку дальнего леса, за спиной тьма сгущалась.

– Это что? – спросил Горбань, словно упираясь в невидимую преграду.

– Как что? – удивился Юрий Петрович. – Геликоптер.

– Я прокаженный, я не имею права им пользоваться.

Черт возьми, ну конечно! В заботах Юрий Петрович совсем позабыл о том, что, согласно социальному договору, прокаженные не имеют права пользоваться товарами, не отправленными в утилизацию.

– Прошу прощения, запамятовал. Вероятно, вам стоит вернуться и взять собственный геликоптер.

– У меня нет геликоптера, – просто сказал Горбань.

– Я имею в виду, конечно же, списанный в утилизацию.

– У меня нет и такого.

– Позвольте, но ведь мусор забирают ваши геликоптеры, списанные.

– Это транспортные геликоптеры, автоматические. Они предназначены только для доставки мусора. Людей не перевозят.

– Как же вам попасть к прыгунцам?

– Пешком.

– Тридцать километров? Мне столько не пройти, меня уже трясет от усталости.

– Тебе незачем идти, Юрий. Ты отправляйся на геликоптере.

Горбань впервые назвал Юрия Петровича по имени – это вселяло определенную надежду.

– А вы?

– А я, как сказал, пойду пешком.

– Ночью?

– Почему нет? Тридцать километров, по темноте, пройду примерно за семь-восемь часов. Утром буду на месте. Где встретимся?

– Сейчас соображу, – Юрий Петрович достал смартфон и нашел в браузере карту Тульской области. – Вы в смартфон заглядывать имеете право или мне вам в словах описать?

Горбань засомневался.

Дикие времена напрочь выбили из людей способность к экономическому ослушанию. Человек мог повести себя неэтично, но только не в экономике. Следование экономическим правилам сидело в подкорке несколько столетий и не могло быть изжито логическими аргументами. Социализированные следовали указаниям интерфейса, прокаженные – правилу пользоваться только товарами, списанными в утилизацию либо произведенными самостоятельно. Нарушение давно не каралось смертью, как в Дикие времена, но только из-за того, что желающих нарушать не находилось.

По этой причине Юрий Петрович понимал колебания Горбаня.

– Думаю, можно, – сказал наконец прокаженный. – Положи на ладонь и смотри в него, не отрываясь. Точка приземления космического аппарата помечена?

– Сейчас помечу. – Юрий Петрович поставил пометку, положил смартфон на ладонь и уставился в него. – Готово!

– Гляжу.

Горбань мельком взглянул на экран смартфона и кивнул:

– Понял. Теперь дойду.

Разумеется, ничего не произошло. Собственно говоря, ничего и не могло произойти – «вещный» интерфейс смартфона не мог отреагировать на прокаженного. Некоторое время после пришествия ММ – этак с полвека – ходили слухи, будто от пользования прокаженными товары портятся, но ученые разоблачили миф как фальсификацию. Товары от пользования прокаженными не портились, однако экономические расчеты в таком случае становились неточными. Поэтому прокаженных в конечном счете и отделили от социализированных. Разборки в Дикие времена происходили суровые, невозможность пользоваться товарами, не списанными в утиль, вдалбливалась в головы прокаженных свинцовыми пулями – и полученный урок пошел впрок. С того времени пользование обычными товарами почиталось вредным не для товаров, а для прокаженных, которые могли получить серьезную психологическую травму.

Сейчас обошлось, кажется: Горбань, взглянувший на экран смартфона, не схватился за голову. Впрочем, нарушение выглядело пустяковым, если вообще имело место. Прокаженные не могли закрывать глаза при виде чужого смартфона, и психология это учитывала.

– Лети, Юрий, – сказал Горбань. – Только договоримся, где встретимся.

– Я переночую в Ненашево, это поселок в километре от места приземления прыгунцов. Подходите туда. Найдете меня по этому геликоптеру. Запомните бортовой номер. Нет, я могу заночевать в другом поселке. Давайте так. Поблизости от Ненашево имеется мемориальный комплекс, посвященный Мозгомирью. Встретимся там, у центрального памятника. Мемориальный комплекс один, и памятник тоже один, ни с чем не спутаешь. Я буду